Я никогда не знал силы женщин, переживших кесарева сечения, пока моя жена не стала одной из них!

Ничто не подготовило меня к кесареву сечению у моей жены. Ничего. Из зияющей дыры в животе моей прекрасной жены была видна голова и правая рука кровавого, пудрово-белого, детского существа.

Люди говорят о чуде рождения, и оно всегда звучит прекрасно, но момент рождения…, этот момент был вручением самой страшной вещи, которую я когда-либо видел.

Я помню, как моя жена лежала голой перед горсткой врачей и медсестер после того, как они закончили кесарево сечение. Кровь капала с боков ее бедер; ее живот похож на спущенный воздушный шар. Я стоял рядом с ней, держа нашего нового ребенка, который крепко спал.

Жена улыбнулась мне. Хотя она была обнажена и истощена, она была счастлива и полна жизни. Когда все было сказано и сделано, и наша семья ушла, а наш первый ребенок спал, медсестра осмотрела разрез жены. Я посмотрел на окровавленную линию марли и почувствовал себя на 100% благодарным за то, что у меня никогда не было бы того, чтобы доктор залез внутрь моего тела и кого-то вытащил. Но ничто не шокировало меня так сильно, как моя жена, которая на следующий день уже ходила. Это было замечательно, и я все еще могу вспомнить, думая, что она была стойкой, сильной, преданной и, в общем, самой крутой личностью, которую я знал.

Каждый из наших троих детей прошел через кесарево сечение. Я знаю, что существует много дискуссий о чрезмерном использовании кесарева сечения, поэтому я не пишу это эссе. Я пишу это, потому что на животе моей жены длинный шрам. Он больше любого моего шрама, и даже если у меня будет шрам, равный ее, он никогда не будет иметь такого большого значения. Ее шрам — свидетельство преданности и решимости нашей семье. Это свидетельствует о ее готовности сделать все возможное, чтобы привести в мир наших детей — мальчика и двух девочек, которые наполняют мою жизнь радостью больше, чем я когда-либо думал. И каждый раз, когда я это вижу, я испытываю восхищение матерью моих детей.