Что же будет дальше в этой модели? Ребенок так и будет жить душа в душу с родителями до пенсии?  

Возможно, позже отделение все-таки произойдет. Этого мы не знаем, потому что пока по этому пути так далеко еще никто не ходил — теория привязанности вошла в нашу жизнь относительно недавно, и самым старшим детям, с которыми родители начали практиковать такой стиль общения, может, около 25-30 лет. В России к тому же нет достоверной статистики. Поэтому можно опираться только на наблюдения, опыт.

Мне представляется, что среди этих детей примерно половина тех, кто успешно отделился, и тех, кто так и живет с родителями, не образует своей семьи, своих проектов. Но выделить причину этого или однозначно утверждать, что это происходит из-за того, что родители слишком тесно общались с детьми, сложно, потому что одновременно идут несколько процессов: параллельно развивалось виртуальное пространство, замещающее живое общение, усилилась социальная депрессия, социальные лифты стали работать хуже или вовсе перестали действовать. Поэтому ребенок оканчивает школу, институт, а родители так и остаются его оплотом и друзьями, которые защищают от жизненных бурь. Ребенок получает второе, третье высшее образование — в одной стране, в другой стране, по одной специальности, по другой, и у него таким образом как бы продолжается детство, и даже когда он уезжает в другую страну, все основные функции по обеспечению его существования остаются у родителей: это и защита, и общение, и спонсорство. Но нужно понимать, что мы ни дворовую культуру возродить не сможем, ни самостоятельность резко не увеличим. Мало кто из детей сейчас сам относит в вуз документы. Вспомните, кто из нас ходил поступать в институт с родителями? Только в самых редких случаях. В нашем поколении никто не ездил с родителями на собеседования, не ходил с ними на экзамены в старших классах.

Сегодня можно увидеть в интернете рассказы мам о том, как они хулиганят вместе с детьми, лазают вместе по деревьям, то есть делают с ними то, что в нашем с вами детстве мы делали друг с другом, без взрослых.

Это потому, что больше не работает так называемое горизонтальное обучение — больше нет обучения во дворе. Горизонтальное обучение — то, которое происходит в своей возрастной параллели, когда дети узнают, например, откуда берутся дети, от друзей во дворе, в какой-то своей примитивной концепции. Теперь все по-другому: родители послушали лекцию, почитали книжку, посмотрели вебинар и в правильной форме рассказали ребенку о том, как это происходит.

Кстати, про вебинары: а не слишком ли много мы читаем всяких психологических книжек и статей, смотрим вебинаров?

Конечно! И это тоже влияет на вовлеченность родителей в жизнь ребенка. Прибавим к этому, что книжки о родительстве обычно совершенно определенного направления — вместо того чтобы развивать родительскую интуицию, они дают конкретные рекомендации, как и что надо делать. В них родительство предстает сложной профессией, которой надо учиться, и нужно освоить множество инструкций и рекомендаций, чтобы быть хорошим родителем. Люди страшно этом озабочены, и очень мало кто учит слушать себя, свою интуицию. В идеале книги и вебинары должны давать не рыбу, а удочку — в данном случае способность в большинстве ситуаций принимать собственные решения, делать собственные выводы.

Искусственная самостоятельность – лучше, чем никакая

Каким образом мы своими руками лишаем ребенка самостоятельности?

Мы как начинаем сопровождать их во всем, так и продолжаем. Ребенок гуляет во дворе с нами, мы видим каждое его действие, включены в каждый его конфликт в 3-5 лет, и одни они не гуляют, потому что мы считаем, что это опасно и потому что никто не гуляет. Потом они никуда не ездят сами, потому что мы быстрее довезем их до кружка, до репетитора, и это опять же безопаснее. И так получается, что ребенок в первый раз оказывается в метро, когда он учится в девятом классе.

Моя дочь занимается с девочкой, которая говорит: «София, поедемте, пожалуйста, на трамвае или на метро, это так интересно!» Ее всегда и везде возят от двери до двери. А человеку 13 лет. Мы всегда и везде возим своего ребенка, потому что уровень опасности, качество его загрузки и логистика большого города не оставляют нам другого варианта. И конечно же, пока ребенок сам не перемещается, не гуляет, не планирует свое время, у него не начинается этот процесс проб и ошибок. К тому же мы все еще и страшные перфекционисты — мы же хотим, чтобы было как лучше, чтобы никаких ошибок не было.

И что со всем этим делать?   

Надо отпускать ребенка. А отпускать — это сознательно идти на риск, что будет сделана какая-то ошибка. И всегда есть чего бояться, давая ребенку самостоятельность: то наркотики, то СПИД, сейчас вот этот страх подростковых самоубийств. Поэтому сегодня относительным пространством свободы для подростков является виртуальная среда, но и ее после историй с «синими китами» родители пытаются довольно жестко контролировать.

Многое изменилось, и мы этих изменений отменить не можем. Мы не можем убрать этот страх улицы, ритм жизни большого города, то, что во многих семьях женщины не работают или работают неполный день. В таких семьях, пока ребенок не достиг 18 лет, он часто ребенок с большой буквы, и мама считает главным делом своей жизни быть около него. Ценность ребенка возросла, и все, кто может, проводят около него максимум своего времени — и в 3, и в 5, и в 14, и даже в его 17 лет. Ребенок становится как бы точкой сборки, местом, вокруг которого конструируется жизнь самого родителя: все его интересы, все общение, все поездки, интересные дела и лагеря — все происходит вокруг ребенка.

Кстати, сейчас появилось невероятное количество именно семейных лагерей, куда родители ездят вместе с детьми, — раньше их в принципе не было. Были лагеря для детей. И получается, что двенадцатилетние даже в лагеря ездят с мамой. И такие лагеря можно рассматривать как форму совладания с этой новой социальной ситуацией: внутри несамостоятельности появляется возможность предоставлять детям самостоятельность — у них там образуется какая-то своя компания, друзья, свои детские дела… Там родители меньше боятся давать детям свободу и возможность бесконтрольного общения друг с другом, потому что дети там как-то отобраны: это дети родителей, немало заплативших за путевку, «наша» среда, люди, знакомые по каким-то другим выездам, объединениям по интересам и так далее. Это попытка создать искусственную среду самостоятельности ребенку, не выпуская его в широкий мир. Но это лучше, чем ничего.

Пробуйте отпускать велосипед

Я правильно понимаю, что это в каком-то смысле продолжение ситуации, когда мама, в рамках этой теории привязанности, везде с собой берет ребенка — и на работу, и в гости, и в кино, и в ресторан?

Да, конечно, мы с этого и начали. Просто когда ему 13, его уже в слинге не понесешь. Но он все равно тут же, и главное, он никуда не хочет уходить, потому что с мамой лучше всего и интереснее всего. И маме некуда идти, и она чувствует себя рядом с ним на месте, при деле и максимально востребованной. Обоим хорошо, но это тройные вилы: мама таким образом транслирует ребенку, что в мире страшно, что он, ребенок, сверхценный, и продолжает реализовываться в материнстве, хотя у него уже усы пробиваются. Идея, что нужно быть другом своему ребенку, что нужно быть с ним на равных, что мы одно целое и у нас нет друг от друга секретов, у нас общие дела и интересы, конечно же, очень сильно мешает на стадии сепарации. Сепарация — это процесс отделения, когда у ребенка появляется собственный внутренний мир, собственные ценности. И в какой-то момент мама может обнаружить, что этот процесс не начинается, но при этом она понимает, что она уже не хочет принимать участие на равных в подростковых забавах, ходить с ребенком в заброшенные дома, читать его любовную переписку, а он все равно от нее этого ждет.

Если я правильно понимаю, в ней борются два разнонаправленных ощущения: привычка контролировать ребенка каждую минуту и беспокойство за его безопасность, и чувство, что он вошел в стадию, когда ей вроде бы не место рядом с ним, верно?

Маме очень страшно отпустить ребенка. Вообще, любой переход на новую стадию развития — это страшно. Представьте себе ребенка, который только начал ходить. Очень страшно отпустить его — ведь он же упадет, он еще еле держит равновесие! Но пока вы его не отпустите, пока не перестанете давать ему пальцы при ходьбе, он не пойдет сам. То же самое с велосипедом: в какой-то момент нужно придерживать велосипед, но потом, если вы его не отпустите, вы так и будете бегать за велосипедом. А иногда приходится не только поддерживать велосипед, но и толкать его, потому что в некоторых случаях ребенок сам не крутит педали.

Эта метафора с велосипедом, мне кажется, максимально близка ситуации, о которой мы говорим. Конечно, страшно отпустить, потому что управлять велосипедом он не умеет, поедет — и коленку разобьет, и в дерево въедет. Поэтому для начала выбирайте максимально мягкие дорожки без обочин, чтобы рисковать в подстрахованной среде. И главное — перестаньте гиперопекать. Пробуйте его отпускать везде, где можно.

Это действительно тенденция — то, что у детей, привыкших быть «привязанными» к родителям, проблемы с отделением, или это разовые ситуации?

Это тенденция. Современные дети все делают вместе с мамой, например, те же уроки.

Очень хорошо, если у мамы срабатывает интуиция, и она понимает, что чего-то важного не происходит. Это очень здорово, потому что тогда мама, возможно, пересмотрит какие-то вещи.

Что бы вы сказали родителям, которые растят своих детей в опоре на теорию привязанности, чтобы предупредить эти проблемы?

Очень важно, чтобы родители сами осознали, что взросление в этом стиле сближения не происходит самостоятельно. Сегодня самостоятельность, как это ни парадоксально звучит, это то, что нужно искусственно создавать. Эта раньше естественно приобретаемая вещь стала искусственным навыком, как обучение чтению, как владение горшком или игра на мандолине. Это произошло потому, что общество теперь устроено иначе, чем раньше, и она не возникает сама. Но если выключить свою тревогу, понять, что именно мешает вам начать отпускать ребенка и построить какие-то ступеньки, вполне можно это сделать. Оцените, какой характер у ребенка и ваши с ним возможности, и придумайте какой-то компромиссный вариант, вплоть до того, чтобы его первая работа была у ваших друзей — это будет искусственно простроенная ступенька, но все-таки шаг в направлении самостоятельности, хоть и контролируемой.

Мамам, которые являются сторонницами теории привязанности, хочу напомнить, что эта теория в целом прекрасна и в какой-то момент нужна, но ее нужно «доводить до ума», особенно в российских условиях. То, что хорошо для младенца первой недели жизни, уже не годится для ребенка после года. То, что прекрасно работало до трех лет, плохо работает после семи и даже приносит обратный результат. Поэтому идея о том, что надо жить одной жизнью с ребенком, всячески вовлекать его в свою жизнь и участвовать в его, прекрасна, но до определенного момента. А дальше, чтобы сохранить отношения и сделать это правильно, нужно искусственно увеличить дистанцию.

У меня есть стандартные вопросы к родителям детей старше 10 лет, которые жалуются на их несамостоятельность: ездил ли ребенок в самостоятельные поездки? Ночевал ли один у хороших друзей? Есть ли у ребенка обязанности, когда он должен играть какие-то социальные роли, начиная с магазина и заканчивая оплатой каких-то счетов? И ответы очень показательны, потому что они наглядно демонстрируют, как теория привязанности может стать удавкой. Детские протертые пюрешки — отличная вещь, пока нет зубов, но кормить пятилетнего ребенка только пюрешками странно и даже вредно. То же самое и с теорией привязанности.

Может, стоит вообще отказаться от теории привязанности, если она так усложняет процесс взросления?

С одной стороны, сегодня отделение детей во многом благодаря ей не происходит естественно, к тому же у родителей очень большая тревога, очень большая вовлеченность в жизнь детей и очень большая любовь, а ребенок, в свою очередь, тоже не торопится уйти и не выставляет наружу колючки, как это обычно делают подростки. Но, тем не менее, скорее всего, отделение рано или поздно произойдет, а благодаря теории привязанности отношения с детьми останутся более насыщенными.

Наше поколение с ключом на шее часто вообще не помнит маму. Отношений между мамой и ребенком в нашем детстве часто фактически не было, потому что в те годы мама, как правило, была с утра до вечера на работе, а вечером занималась хозяйством. И общения с родителями было очень мало. Поэтому теория привязанности — это огромный шаг к ребенку, и то, что проявились ее отрицательные последствия, — это скорее повод задуматься, как их минимизировать. Но это вовсе не означает, что надо отказаться от теории привязанности — вовсе нет. Мы не нанесем ребенку вред этой привязанностью и этим стилем сближения. Просто на другой стадии развития нужно другое, и оно не возникает естественно, потому что изменился мир, изменились отношения.

Ксения Кнорре Дмитриева ( Джерело)