Почему дети часто не в состоянии выполнить договор с родителями? Во-первых, есть возрастные причины: у маленького ребенка нет способности долгосрочного планирования, и, если он что-то и пообещал, то завтра об этом забудет. Во-вторых, дети соглашаются на родительские условия потому, что у них просто нет выхода. Так какая польза от манипуляции «договором»?
Мама «договаривается» с пятилетней дочкой: «Мы купим котенка, если ты будешь убирать свои игрушки на место! Каждый день! Договорились?» Девочка кивает. В первый раз она убирает игрушки. На второй день она забывает: у такого маленького ребенка нет опции долгосрочного планирования. Другими словами, она не может планировать вдолгую, эти функции головного мозга созревают к 8-9, а то и 10 годам. Мама, думая, что ребенок безответственный, говорит: «Как же ты будешь ухаживать за котенком, если ты такой простой договор не можешь выполнить?»
Односторонние договоры
Другая мама «договаривается» со второклассником: «Давай договоримся: ты поиграешь час, а потом будешь делать уроки!» Мальчик «соглашается», потому что он очень хочет играть. А делать уроки — неприятно, не интересно! И вообще школа — это неинтересно, там не хвалят, но много требуют.
Через два часа мама обнаруживает, что уроки все еще не сделаны, и обижается. Как же так? Сын же пообещал! Получается, обманул?
Нет, не получается. Мама — договорилась, а сын вынужден был согласиться, потому что знал, что, по-другому, его не оставят в покое.
Мы думаем, что договариваться — это лучше, чем приказывать и заставлять. Мы действительно хотим быть менее авторитарными, и более контактными, близкими.
Однако, когда мы создаем односторонние договоры, в которых ребенок либо не понимает, что от него хотят, и соглашается автоматически, потому что чувствует, что надо дать согласие, либо понимает, но не может выполнить договор, потому что ему нужно нечто иное, например, поддержка — они не будут выполнены.
Поэтому такие методы можно назвать, скорее, манипуляциями, чем близостью и контактом.
Что же делать? Это то, что умеют немногие — это чувствовать. Если вы в хорошем контакте с собой, вы в хорошем контакте и со своими детьми.
Если вы не манипулируете собой, вы не манипулируете детьми. Если вы честны и искренни с собой, вам не страшно быть таким же искренним с детьми.
В таком состоянии совсем не сложно почувствовать, что происходит с вашим ребенком. И совсем не сложно принять его реальность. Когда мои дети говорили мне, что в школе учиться неинтересно, я им верила. Во-первых, потому что самой было неинтересно, а во-вторых… почему я не должна была им верить? Почему я должна больше верить учителю, который говорил, что нужно больше заниматься? Кому нужно? Почему нужно?
…Я говорила, что я знаю, что неинтересно. И что мне очень жаль, что неинтересно. Когда дети были уже старшеклассниками, я высказывала свое мнение о том, почему так происходит: почему программы не интересные, а учителя не очень мотивированы. Но в средней школе (именно тогда начиналось сопротивление школе) я соглашалась с их чувствами и просила делать все, что они могут. Потому что я не могу организовать им другую реальность, я бессильна.
Я спрашивала, есть ли учителя, чьи уроки интереснее посещать. И такие всегда обнаруживались. Кроме того, когда старшие дети определялись, куда хотят поступить (младшая пока определяется, еще в школе), они сами начинали подготовку к тем предметам, которые были нужны для поступления. И оба поступили туда, куда хотели.
Когда я ловила себя на желании манипулировать, я спрашивала себя: что я хочу от детей, что не могу сказать открыто? Почему я не могу сказать открыто? Действительно ли мне так сильно нужно то, что я хочу от них?
Некоторые вопросы отпадали, например с уборкой. Мне оказалось легко смириться с бардаком.
Другие темы мне оказывались важнее — например, с определенной помощью. И я просила, говоря, что мне очень нужно.
Договоры… никогда не нужны были. Меня слышали, и я слышала, в том числе, почему мне отказывают. Мне могли искренне сказать, почему моя просьба не может быть выполнена.
…Постоянные читатели помнят, что я описывала один случай недопонимания, который произошел у меня со старшим сыном. Сын отказывался отвезти меня за водой на родник, за город, и не мог сказать об этом открыто. Он говорил мне : «Я занят».
Я чувствовала, что он, на самом деле, не хочет ехать, и так и оказалось, когда я спросила напрямую. Оказалось, что он не считает, что за родниковой водой нужно ехать. Не имеет она такой ценности для него, как для меня.
Мы поговорили. Я сказала, что для меня лучше, если бы он говорил открыто о своем нежелании. Он сказал, что не хотел, чтобы я расстраивалась.
Это прояснение обнаружило разницу в приоритетах, и так бывает. Я не думаю, что дети должны разделять все мои выборы. В этой точке инаковости я ищу новые решения.
Сейчас я настаиваю воду на шунгите, и такая вода имеет качество родниковой. Теперь все проще и для меня, и для сына.
Резюмируя все вышесказанное, могу сказать, что новейшие манипуляции имеют то же свойство, что и старые — это не-контакт.
Это — все еще отсутствующая способность слышать и доверять. Которую, я убеждена, можно себе вернуть (не вырастить, а вернуть, потому что доверие изначально было, но оно оказалось утрачено, в том числе из-за множества манипуляций, которым мы подвергались). И тогда в отношения возвращается искренность, доверие и близость.
Автор Вероника Хлебова
Иллюстрации Toon Joosen