Мне было 14 лет, когда я впервые пробралась в винный шкаф моих родителей и налила какой-то коричневый спирт в поспешно вымытую бутылку из-под напитка. Я взяла ее с собой на футбольный матч в пятницу вечером, где мы с друзьями выпили все это.
Мне было 15 лет, когда я однажды после школы курила травку на холме за домом моего друга. Я не помню многого, но помню, как притворялась, что сделала так, чтобы остальная часть группы не думала, что я глупая.
Я также была чирлидером, студентом чести, участником Young Life, равным консультантом и членом студенческого совета.
И когда я делюсь своим прошлым, мои щеки становятся красными.
Хотя у меня все получилось в итоге, есть моменты моей юности, которые я хотела бы забыть.
Но я была той девушкой. Я была тем, кто любил вечеринки, я общалась и пробовала новые вещи. У меня было здоровое уважение к моим родителям и их правилам, но это никогда не мешало мне пить или грабить или убегать из дома среди ночи.
Точно так же, как выполнение этих вещей никогда не мешало мне получать хорошие оценки, устраиваться на работу и каким-то образом возвращаться домой к полуночи почти каждый раз, когда я выходила.
И вот я сижу с тремя детьми примерно того же возраста, что и я, когда начала принимать решения, которые могли бы закончиться плохо. Поэтому, когда моя дочь сказала мне накануне вечером: «Я бы хотела, чтобы вы мне больше доверяли», я подумала, не должна ли я объяснить ей, почему я не могу.
Поскольку я была одной из самых заслуживающих доверия детей в моем классе, я все же сделала опасный выбор прямо под носом у моих родителей.
Мне всегда было интересно, какой частью своего прошлого я поделюсь со своими детьми и когда. Как родитель, я думаю, что мы все считаем, что мы открыты и честны со своими детьми, но, правда в том, что очень немногие из нас таковы.
И не без причины. Трудно быть уязвимым. Мы не хотим вкладывать идеи в их головы. Мы не хотим, чтобы они думали о нас хуже.
Но за долю секунды я поделилась своим прошлым с дочерью. Ее глаза стали большими. Она кричала: «Что? Ты?!» Она смеялась над некоторыми моментами и выглядела испуганной после других.
В конце я сказала ей: «Я знаю, что ты не я, но ты должна знать, что я не была совершенна в старшей школе. Я не была идеальна после и сейчас. И ты будешь делать ошибки, но это не значит, что они определяют, кем ты будешь, когда вырастешь».
Я также упомянула, что наличие мамы, которая любила вечеринки, означало, что я уже знала большинство уловок, и если я ими не пользовалась, мои друзья знали. Я могла ей доверять, но я всегда буду осторожна.
И в этот момент мы вдвоем стали взрослее, немного взрослее, чем в прошлом.
Впервые она задала мне несколько вопросов об алкоголе и наркотиках. Она спросила меня о мальчиках, с которыми я встречалась. Она хотела узнать о правилах, которые мои родители установили для меня.
Хотя я чувствовала себя открытым и честным родителем со своими детьми, правда в том, что это была улица с односторонним движением. Я хотела, чтобы они мне что-то рассказывали, но я не хотела быть уязвимым с ними.
Трудно и страшно делиться своим прошлым со своими детьми. Мы все хотим, чтобы они были лучше, не допускали наши ошибки…
Но как мы можем ожидать, что они будут лучше, если мы не будем делиться с ними тем, как мы извлекли уроки из нашего прошлого? Как мы можем ожидать, что они будут лучше, если мы не скажем им, как мы сделали это сами?
Я не знаю, когда настало время поговорить с нашими детьми о нашем прошлом. Я не знаю, правильно ли это вообще.
Но я знаю, что с нашими подростками никогда не бывает слишком много разговоров.
И я могу только надеяться, что в этих переговорах один из них может изменить ситуацию.