Почему мой ребёнок мне мешает, или ребёнок – обуза

Это мой личный опыт, мои мысли и мои выводы. Пишу о себе, чтобы лучше разобраться.

Я живу с ощущением, что мой ребёнок мне мешает. Мешает жить, мешает есть, готовить, ходить в магазин, спать, просыпаться. В общем, ничего особенного – обычные бытовые дела. Просто реализуется сценарий «РЕБЁНОК – ЭТО ОБУЗА», сценарий моей семьи, как мне кажется.

Никакой супернасыщенной жизни до её рождения и не было. Спокойная размеренность, немного спонтанности и поздние укладывания спать. Когда появилась дочка, вместе с ней появились и чувства «задолбала», «достала», «оставь меня в покое», «прикинься ветошью и не отсвечивай». Сиди (лежи, ползи) и молчи. Не мешай. Когда спросят – говори, когда смешно – смейся. Когда зову – подойди. До этого сиди там, в сторонке. Слушайся с первого раза.

Я намеренно не пишу «хороших» чувств, так как хочу раскрыть именно это своё ощущение. Оно не давало мне покоя, я мучилась чувством вины, страдала и с завистью смотрела на сияющих счастьем подруг. И, конечно, всё время пыталась докопаться, пока не смогла увидеть эту правду о себе, констатировать её без защит.

МОЙ РЕБЁНОК МНЕ МЕШАЕТ.

Не скажу, что я прошла большой путь. Я думала об эмоциональном выгорании, об усталости, пыталась отдыхать, брать няню, думала о депрессии, об изменении своей социальной жизни. Когда общалась, было легче, но оставаться наедине с дочкой было так же тяжело.

Несколько месяцев назад, когда было много текстов о войне, я нащупала, что резонирует у меня. Прочитала много тяжёлых, ужасных историй. История, что больше всего повлияла на меня, довольно короткая: группа людей пряталась в лесу от немцев. Среди них была женщина с младенцем. Они зашли в болото, прячась от преследования. Ребёнок кричит. Слышно, как лают собаки, это значит, что крик ребёнка тоже слышен и скоро их найдут. Все смотрят на женщину. Она всё понимает и топит ребёнка в болоте…

Это ужасно, но этот пример не единственный. Уверена, что много такого было повсеместно. Да, возможно, детей не убивали, но они очень мешали. Они мешали выживанию, ставили под угрозу жизнь группы. В блокадном Ленинграде можно было выжить, только если в семье нет иждивенцев. С детьми – всё. С ребёнком далеко не убежишь, не спрячешься, впроголодь не проживёшь. Из поколения в поколение реализуется модель взаимоотношений «ребёнок – обуза» взрослых и детей. И войны нет, и голода, и жизни так ничего не угрожает, как тогда. Но как это сильно! Это внутри… Сиди, молчи и не отсвечивай.

Моя бабушка рассказывала, что к ним в деревню (она родом из Беларуси) заходили и немцы, и наши. Она была ещё маленькой девочкой. Сидеть под лавкой и не отсвечивать нужно было одинаково. Иначе всем достанется. Партизаны так ещё и скот уводили, забирали припасы и раздавали всем люлей. В общем, непонятно, кого бояться, лучше на всякий случай всё время не высовываться.

Я не жалуюсь, я пытаюсь прожить это.

Это всё, конечно, от тревоги, от страха. «Как нам выжить?» Ведь, чтобы выжить, нужно быть незаметным, тихим, не высовываться. Привязываться к ребёнку было больно. Потому что это самое слабое звено, его не станет в первую очередь. Вот так защищались от привязанности, от любви и боли. Ребёнка словно бы и нет. Заранее, сразу. То есть он как бы есть, механическая забота осуществляется, но вместе с тем родитель как бы готов, что ребёнка нет… Оттого и посыл такой – не отсвечивать. Потому что сидит внутри необъяснимая тревога, животный страх «иначе всё, кабздец».

Меня растили в мирное время. Голода тоже не было. Жили бедно, но всё же не голодали. Я очень чётко помню этот посыл «как с тобой тяжело». Сиди, молчи, твоё дело маленькое. И тогда для ребёнка это возможность хоть какого-то контакта и близости. Они думали, я думала, что для выживания главное – чтобы всё было под контролем. Но это уже давно не было так.

На улицах, в транспорте, на почте, во многих общественных местах, когда люди (особенно пожилые и мужчины) раздражаются на детей, мне кажется, что их взгляд похож на взгляд тех людей из болота: «Сделай с ним что-нибудь».

Когда я увидела это, я ужаснулась. Но увидеть это было началом изменения. Я начала видеть это, начала смотреть на это со стороны. Говорить себе, что это в прошлом. Тяжело выползать из этого автопилота, но и продолжать реализовывать программу «ребёнок – обуза» я не хочу и не могу больше.

Джерело