Откуда берётся мода на детские имена: «А кто у вас родился — мальчик или Настя?»

Прогноз на ближайшие сезоны – в какой-то момент к нам непременно должны вернуться советские Люды, Толики и Ларисы.

Свердловск моего детства был настоящим Ленинградом. Добрую половину девочек в нашей школе звали Ленами — остальные были Ирины, Марины, Светланы, Ольги, Юлии и, конечно, Наташи. Кати, Маши и Ани присутствовали в меньшей степени, но не сдавали позиций. Мелькали изредка Олеси, Оксаны, Илоны.

Мальчиков звали так: Дима, Серёжа, Алёша, Саша, Костя, Игорь, Миша. Иногда появлялся какой-нибудь Вадик, Владик или Стасик, встречались Ильи, реже — Борисы, но встретить какого-нибудь Степана или Тимофея шансов не было. А вот попробуйте сейчас не встретить Степана или Тимофея! Оригиналы среди родителей, впрочем, изредка попадались даже в СССР — в моём классе учились Ян и Полина (Полина в ранних 80-х — это было нечто экзотическое!)

Конечно же, мода на имена существовала во все времена и при любой власти. Она могла быть связана или с историческим событием (май 1945 года подарил советской стране множество Викторов и Викторий, а полёт Гагарина — тысячи Юрочек), или с желанием подражать ролевой модели: тот, кем мы восхищаемся, назвал своего ребёнка редким именем — ну и мы туда же.

Моя родная бабушка, Ксения Михайловна Лёвшина, писала в своём дневнике, датируемом концом XIX века*:

«Лёля (брат — А. М.) вдруг сказал мне, что у нас с кухаркой одинаковые имена – что я тоже Аксинья и они будут меня теперь звать Аксюткой. Геня (сестра — А. М.) от скуки тоже принялась дразнить меня Аксюткой, мне было очень обидно, и я плакала. Подоспевшая мама объяснила, что Ксения – церковное имя, значит, правильное, а Аксинья – народное, причём раньше это имя считалось почему-то некрасивым и грубым, даже в деревне. Но царь назвал Ксенией свою старшую дочь, и это имя вошло в моду. Так что отец выбрал мне имя по царской дочери. И ещё, строго добавила мама, в Малороссии говорят не «Аксинья», а «Оксана», так что перестаньте дразнить Ксеню.
«Царевна Аксютка», – прошипела Геничка, но я не придала значения её словам, потому что пыталась осознать честь быть названной по царской дочери. А главное, новость, что у царя есть дети! Я тогда была ещё достаточно глупа и считала царя огромной силой, вроде Бога, и не понимала: как смогли быть у него дети?»
Этот фрагмент очень показателен: царь назвал свою дочь не самым типичным для аристократических семейств именем, и дворяне тут же «заповторяли» — Ксений в поколении моей бабушки было немало.

Есть маленькие Ксюши и сегодня — но они, конечно же, теряются на фоне Анастасий: вот оно, главное имя русских девочек на протяжении вот уже двадцати лет. Нет, конечно же, девочек называли и называют ещё и Лизами, Сонями, Полинами, Варями и Дашами, а в последнее время вперёд резко вырвалась Ева. Но до Настенек им, даже вместе взятым, всё равно далеко! Почему же именно Анастасия стала первой из всех? Почему родители по сей день упорно дают своим дочкам это имя, обрекая стать тридцатой Настей в школе и пятой — в классе? Был даже такой анекдот: «А кто у вас родился — мальчик или Настя?»

В переводе с греческого Анастасия значит «воскресшая, возвращённая к жизни». Может быть, родителям Настенек симпатична идея о том, что с приходом новой эпохи в 90-х мы все вернулись к жизни? Оживились, так сказать? Ведь именно в 90-х это имя, почти забытое в СССР, считавшееся простовато-деревенским, вошло в абсолютную моду. Тогда же получили второе признание старинные имена — Прасковья, Тихон, Мирон, да те же Степан и Тимофей. Одновременно с этим в теперь уже российских загсах регистрировали младенцев по имени Габриэла, Мартин и Джессика Курочкина (это уже классика).

В конце 90-х я однажды присутствовала на детском празднике, где строгая мама кричала сыну: «Мартин, а ну вылезай из-под стола!»

А победительное шествие Настенек продолжалось многие годы. Попробуйте в любом открытом пространстве крикнуть: «Настя!» — вполне вероятно, что к вам обернётся не меньше пяти женских голов. Сейчас поколение и первых Анастасий, и вторых выросло, и лично я в них ужасно путаюсь.

Вот, например, ночная переписка с сыном:

– Возьми такси, там дождь.

– Не могу, я с Настей, она на самокате.

А он, значит, такой джентльмен, рядом идёт, и оба мокнут под дождём.

Ну ладно.

В другой раз:

– Ложись спать, не жди. Меня Настя привезёт.

Я радуюсь, что начала ориентироваться, что уже разбираюсь в Настях:

– На самокате привезёт?!

– Это другая Настя. За рулём.

Ну ладно! Есть Настя на самокате и Настя с машиной, Настя, которая курит, и Настя, которая ЗОЖ, Настя без работы и Настя с работой, Настя с татухой и Настя вся в татухах.

Иногда мне приходит в голову совсем шизофреническая мысль, что всё это на самом деле не много Насть, а одна. Просто она в разные минуты своей жизни ведёт себя по-разному и выглядит соответственно.

Я бы назвала свою дочь, если бы она у меня была, по-другому. Двойняшки были бы Зина и Нина (моих зовут Тима и Егор). А Федя был бы Варей. Когда я узнала благодаря УЗИ, что это не Варя, то хотела назвать своего третьего мальчика Остапом или Вовочкой. Не дали. Тоже, в общем, не самые оригинальные имена мы выбрали, поддались общей моде.

Настей я бы назвать девочку не решилась просто из страха, что она потеряется среди тёзок.

Впрочем, сейчас, говорят, Анастасия начинает медленно отступать на задний план, теснимая уже упомянутой Евой. Тимофеев и Степанов сменяют Арсении и Даниилы, а ещё вновь популярным становится Александр (на мой скромный вкус, нет мужского имени прекраснее). В одну группу детсада с дочерью моей подруги ходят Милана, Муза, Камилла и Евдокия. Но самая экзотика сейчас — это Ирина, Наташа или Света, Серёжа, Вова или Дима.

— Наконец-то человеческое имя! — вздохнула знакомая детская докторша, прибыв по вызову к младенцу Леночке.

Может, это начало новой эпохи — и возвращение в Ленинград?..