Друзья, эту историю прислала мне Наталья. Сразу с фотографиями и доказательными скринами всего, что подтверждает историю 20-летней давности. Я знаю город, в котором находится упомянутая школа, номер школы и полное имя учителя. Не так давно про неё вышла очень хвалебная статья в местном журнале. Там написано, что учительница, про которую идёт речь в письме, награждена знаком «Отличник народного просвещения», выиграла президентский грант, была «Человеком года» на городском конкурсе. Оно и понятно. Показатели в системе образования – это баллы и результаты. Какие KPI, такие и победители конкурсов. Никто в этих конкурсах никогда не считает количество спасённых детских душ (у меня много именно таких педагогов среди моих знакомых и учеников, но они никогда не становились людьми года), как и, наоборот, у победителей никто не считает количество душ, пострадавших в гонке за баллами. Ещё в статье было упомянуто, что это очень неравнодушный учитель с индивидуальным подходом.
Наталья очень хотела оставить в публикации все реальные имена. Я на это не пошла. Ведь прошло 20 лет. Наталья уже не пойдёт добиваться справедливости в правовом поле. Тогда какой смысл в указании имён? Чтобы человек на склоне лет страдал? Что это даст Наталье? Да и я не готова быть карающей рукой. К тому же я не знаю, а вдруг за столько лет учительница изменила свои взгляды на педагогику? А вдруг сожалеет? Такое бывает, я такое встречала.
Мне очень хотелось пообщаться с учительницей. Просто поговорить без оценок, без обвинений. Услышать и другую сторону. Помнит ли она Наталью? Как она воспринимала тогда те же самые события? Ведь часто бывает и так, что то, что ребёнку кажется сплошным ужасом, взрослый воспринимает совершенно иначе. А как воспримет сейчас, прочитав историю ужаса Натальи? Или это такая жизненная философия – выживать должен только сильнейший? А сильнейший в чём? В спорте? Почему не в математике? Да и можно ли с такой философией в педагогику? А может быть, учительница уже и сама давно всё поняла. Ведь там есть эпизод, когда Наталья слышит разговор в поликлинике. Значит, Наталья не одна пострадала, значит, какой-то очередной случай перехода за грань вполне мог кончиться так, что родитель не стал закрывать глаза и вся боль и трагедия ребёнка стали известны. Я написала журналисту, который брал интервью. Он отказался передавать учительнице мою просьбу о диалоге. Сказал, что «не готов тревожить пожилого человека». Я написала в школу, не назвав, конечно же, имени. Кратко изложила суть дела и сказала, что если школа будет готова передать учителю мою просьбу с ней пообщаться, то я напишу им, кого ищу. Ожидаемо ответа не было. Школы всегда на стороне «ударников педагогического фронта» и крайне редко готовы признавать и анализировать ошибки, к тому же такие давние.
Ну что ж, тогда мне остаётся только представить историю глазами ребёнка:
«В детстве я была робким и застенчивым ребёнком, не любила шумные игры, часто предпочитала проводить время в одиночестве, не умела инициировать общение, не умела дать сдачи, терялась из-за неприятных шуток. Меня не учили говорить «Нет», если мне что-то не нравилось. Словом, типичная жертва травли. Мне придумывали обидные клички (производные от моей фамилии), меня дразнили, ломали, портили и прятали мои вещи. На протяжении всех школьных лет демонстрировали неприязнь ко мне. А я не понимала, почему, не знала, как это изменить. Было несколько девочек, с которыми у меня были хорошие отношения. Но близких друзей у меня не было.
Вспоминается 6 класс, когда к нам пришла новая классная руководительница, молодая, только-только после института. Она посадила меня за одну парту с самым главным зачинщиком травли. Который на уроках тыкал мои ноги ручкой (они были в синяках).
Помню, во время уроков он иногда заламывал мою руку. Это очень больно вообще-то и травмоопасно! А учителя тем временем продолжали вести урок как ни в чём ни бывало.
Учителя постоянно делали нам замечания, призывали к дисциплине, порядку. И чаще всего именно я оказывалась виноватой в их глазах. Я искренне не понимала почему. Я постоянно испытывала стресс: и утром (снова весь день придётся терпеть эти выходки), и днём в школе (а что он сделает на этот раз?), и вечером (потому что завтра я снова пойду в школу и снова буду всё это терпеть).
Источник splash.com
Это у взрослых есть выбор. Если кто-то нам неприятен, мы обозначаем границы, сокращаем общение, либо вовсе сводим его на нет. Но что говорить о ребёнке, который этого пока не умеет, который против воли должен сидеть по несколько часов каждый день за одной партой с обидчиком?
Я подошла к классной с просьбой меня пересадить, жаловалась, что он ко мне пристаёт. Она мне отказала. Она многое говорила мне тогда (помню только что-то про мораль). Хотя она говорила мне это всё в спокойной, доброжелательной манере, я была не готова воспринимать её слова поскольку сильно расстроилась (она же мне отказала, не отсадила), а ещё потому, что я в силу возраста не могла понять то, что она хотела до меня донести.
Мои мучения длились примерно месяц. Решил проблему в итоге папа: он пришёл в школу, поговорил с завучем, и меня отсадили.
Я не держу зла на эту учительницу: мне больше 30-ти и я прекрасно помню, как сама когда-то устраивалась на работу после университета, имея теоретические знания и совсем мало практического опыта. Понимаю, что у неё не было злого умысла.
Большинство учителей относились ко мне хорошо. И учителя, и родители мне сочувствовали, говорили:
— Не обращай внимания!
— Ты всё воспринимаешь близко к сердцу.
Они что, линейкой измеряли, насколько далеко или близко я всё воспринимаю?!
Иногда, когда мне было уж совсем больно и плохо, родители (чаще всего папа, маму я часто в такие моменты помню просто растерянной) ходили в школу, разговаривали. Меры принимались, но помогало ненадолго.
Я не держу зла и на того парня, и на других участников травли, и на учителей. Другим детям также, как и мне, нужна была помощь, а учителя просто не умели работать с травлей. Но не стану подробно останавливаться на этом.
Мне до сих пор сложно простить, примириться с тем, что я переживала на уроках физкультуры. Именно поэтому я решилась рассказать свою историю. Проблему травли усугубляло то, что я была физически довольно слабым ребёнком, хотя у меня не было никаких явных отклонений и диагнозов. Я просто не могла так быстро бегать, как большинство детей, уступала многим в ловкости, выносливости, физических силах. И это частенько становилось предметом насмешек. Когда на уроках физкультуры проводились эстафеты, нередко моя команда проигрывала из-за меня. Другие дети на меня за это наезжали:
— Почему ты так медленно бегаешь?!
— Как могу! — отвечала я.
При этом я готова была сгореть от стыда из-за того, что не могу так быстро бегать, так ловко двигаться, как большинство детей. Просто не могу.
Ну не получается у меня, как ни старайся. В меня тыкали пальцем, дразнили:
— Вот, посмотри, мы все можем, а ты не можешь! Ха-ха-ха.
Источник pexels.com
Я пыталась делиться своими переживаниями с родителями. Так, как тогда умела. Они же от меня отмахивались:
— Тише едешь, дальше будешь.
С пятого класса у меня была очень требовательная и амбициозная учительница физкультуры, назовём её Нина Петровна. Она до сих пор преподаёт в школе, где я училась, и даже имеет звание «Отличник народного образования РФ». Именно её уроки физкультуры оставили самый глубокий шрам в моей душе.
С самого начала требования и задания Нины Петровны давались мне тяжело. Помню, когда я не смогла отжаться, одноклассники стали подсмеиваться, а Нина Петровна вместе с ними говорила мне неприятные слова насмешливым тоном. Я же испытывала жгучее чувство стыда.
Особенно тяжко мне было бегать кроссы, с которых, как правило, и начинался урок физкультуры. Я после кроссов выматывалась настолько, что не могла в полную силу выполнять другие упражнения. А Нина Петровна обвиняла меня в том, что я сачкую. Одноклассники косо на меня смотрели, никто не верил, что мне действительно тяжело.
Помню, на перемене пыталась поделиться с какой-то одноклассницей, что мне действительно плохо и трудно. А одноклассница пренебрежительным тоном ответила мне, что я выдумаваю, ленюсь, раз не могу выполнить упражнения. Я с трудом в тот момент смогла сдержать слёзы.
На уроках физкультуры я была готова от стыда провалиться сквозь землю. От ощущения собственной никчёмности мне казалось, что я недостойна жить на этом свете!
Нина Петровна говорила родителям, что я просто не стараюсь.
— Надо заниматься. Надо тренироваться, — говорили они.
И я начала верить в то, что это я такая ленивая, что я действительно не стараюсь. В силу возраста и отсутствия жизненного опыта я не могла объяснить, что нагрузки на уроках физкультуры для меня чрезмерны, а потому от них больше вреда, чем пользы.
Среди родителей и других педагогов Нина Петровна создала о себе представление как о неравнодушном учителе, для которого важно, чтобы дети активно двигались, развивались физически.
— Нина Петровна детей любит и хочет, чтобы они росли крепкими, здоровыми, — так говорила мне моя мама, приходя с родительских собраний.
— Через “не могу”, – говорила моим родителям на собраниях Нина Петровна.
Это сейчас, будучи взрослой, я понимаю, что это действительно было то самое «не могу», переступать через которое уже чревато. А если рассуждать здраво, только сам человек способен адекватно определить, где заканчивается его «могу».
Вечером накануне уроков физкультуры, зная, что снова буду испытывать физические мучения, выслушивать насмешки одноклассников, претензии Нины Петровны, я испытывала настолько сильный стресс, что с трудом могла сосредоточиться, выполняя домашние задания по другим предметам. А после я испытывала жёсткий отходняк. Болели мышцы, болело тело. Порой морально было тяжело отойти от тычков и насмешек одноклассников. И всё это повторялось из раза в раз на протяжении нескольких лет. Я хотела, чтобы у меня нашли какую-нибудь болезнь, хоть порок сердца, и дали освобождение от физкультуры.
Помню, как весной в конце 8 класса мне нужно было бежать полтора километра. Я бегу из последних сил, тяжело дышать, к горлу подступает комок, внутренности болят. Ноги меня уже плохо слушаются. Никакие слова не могут передать, насколько тогда мне было тяжело, что я чувствовала тогда.
Прибегаю самая последняя.
— И разве это можно назвать бегом? — говорит Нина Петровна.
Вечером дома я начинаю рассказывать об этом маме в надежде получить поддержку:
— Вот, мы на физкультуре бежали полтора километра…
— Полтора километра бежать?! Молодец Нина Петровна! — вот что сказала мне мама.
Моя мама любила спорт, была крепкой и выносливой, а потому ей трудно было меня понять, трудно было принять тот факт, что я-то другая.
Быть может, и сейчас среди читателей найдутся люди, которые подумают: «Ну подумаешь, устала», «Ну подумаешь, мышцы болят. Какая неженка…»
Вы просто не были в моей шкуре! Вы не бежали кросс так, как бежала его я, вы не можете прочувствовать то, что ощущала я. Просто потому, что я – это я, а вы – это вы. У всех разные физические данные. Сейчас я прекрасно знаю, что это естественно – лёгкая мышечная боль после интенсивной тренировки, во время качественной практики йоги. Но есть всему предел! Есть грань, когда физическая боль становится сигналом о том, что пора остановиться.
В начале 9 класса физкультура стала для меня особенно невыносимой. Требования Нины Петровны стали особенно жёсткими. Помню, когда моя команда в очередной раз из-за меня проиграла эстафету, на меня стали наезжать одноклассники, а Нина Петровна это видела, не считала нужным это остановить и всем своим видом показывала, что я этого заслуживаю.
Когда я жаловалась маме, та говорила мне в ответ про какую-то дочку своей знакомой, которая крепкая, румяная, кровь с молоком, но тоже ненавидела физкультуру в школе. А я чувствовала с одной стороны, одиночество, недоумение, с другой – злость, гнев! Да какое мне дело до какой-то там дочери маминой знакомой, которую я и знать не знаю! Ведь сейчас именно мне плохо! Согласна, иногда это полезно: когда тебе тяжело, больно — подумать о том, что кому-то сейчас ещё хуже. Иногда действительно отрезвляет! Но в тот момент это было неуместно.
От папы я ощущала хоть какую-то поддержку, защиту и сочувствие. Возможно, папе было легче меня понять, поскольку в детстве он был гораздо более болезненным ребёнком, чем я, вырос в менее суровых условиях, чем мама.
Папа в очередной раз поговорил с учительницей физкультуры. И вот что получилось в результате. На уроке при всём классе она говорила, что я сама виновата, что я не стараюсь. Понимаю, что мои слова могут показаться неубедительными. А тогда я просто не понимала, что происходит, недоумевала, ну как же так. Я снова попросила папу поговорить с ней (наивная!). На что папа недовольно ответил:
— А я уже разговаривал с ней. Она говорит, что ты способная девочка, просто ленишься.
Источник pexels.com
Тогда я почувствовала полную растерянность и безысходность. По сути, это было предательство со стороны папы. Пусть с этим было нелегко смириться, но сейчас я не злюсь на папу. Понимаю, что и папа, и мама любили меня так, как умели. Просто они были частью системы, принадлежали к тому поколению людей, которые склонны больше доверять именно учителю, а не своему ребёнку. Я пишу о них в прошедшем времени… Папа уже умер, а мама жива.
Однако вскоре моё желание частично осуществилось. Мне дали освобождение по причине вегетососудистой дистонии (следствие нервного перенапряжения, результат травли, да!). Но не от всей физкультуры, а только от кроссов и сдачи нормативов. Но как я тогда радовалась! Вручаю справку учительнице физкультуры, она её посмотрела и спросила:
— Ты это сделала специально?
В смысле, попросила врача выдать мне справку без какой-либо уважительной причины, просто чтобы не ходить на физкультуру – вот что она имела в виду. Я сказала:
— Нет!
На что учительница спросила у меня, какова болезнь. Я честно ответила:
— Вегетососудистая дистония.
Она много чего сказала мне в ответ, подробностей я уже не вспомню. Смысл её слов сводился к тому, что ВСД – это болезнь роста и не является поводом к освобождению от кроссов и нормативов. Её слова меня настолько деморализовали, что я села и заплакала… Я плакала весь урок. Не могла остановиться. Рыдала от бессилия, от унижения, от безысходности, от несправедливости… Это был один из самых унизительных и тяжёлых моментов моей жизни.
Вспоминается такой момент: у нас в классе была девочка с явными проблемами со здоровьем (в чём они заключались, я точно не знаю), которая часто лежала в больницах. Так вот. Когда мы были классе в 6, на уроке физкультуры учительница прямым текстом ей говорила (она пришла заниматься вместе со всеми), что физические нагрузки ей противопоказаны и даже опасны… Что я такого плохого сделала, раз должна вот так мучиться? Мне тяжело, мне трудно бегать, вот, даже врач решил, что не нужны мне такие нагрузки, а у меня всё равно эту справку не принимают, всё равно я должна бегать кроссы. Ну почему? За что?
Конечно, мои родители в тот же вечер предприняли какие-то шаги с целью объяснить учительнице, что она… очень мягко говоря, вышла за рамки своей компетенции. Но конкретику я вспомнить не могу. И теперь это уже не важно. Вскоре меня полностью освободили от физкультуры, поскольку у меня был ещё и сколиоз. В 10-11 классах я в начале учебного года брала справку и на физкультуру не ходила. Ходила на занятия лечебной физкультурой в городскую поликлинику. Помню, случайно услышала, как тренер ЛФК и врач обсуждали действия какого-то учителя физкультуры по отношению к другому ребёнку:
— Да это же безумие!
Я поинтересовалась, о каком учителе речь. Конечно же, речь шла именно о моей учительнице физкультуры!
Уже будучи взрослой, я размышляла над смыслом словосочетания «физическая культура». То, что было у меня на этих уроках, как раз с КУЛЬТУРОЙ не имеет ничего общего. Буду называть вещи своими именами: это было насилие!
Источник pexels.com
Всё изменилось, когда я поступила в вуз, (я уехала учиться в Москву). Во-первых, закончилась травля. У меня появились друзья. Конечно, травля не могла не отразиться на моём характере. В студенческие годы и после мне пришлось многому учиться: доверять людям, строить отношения, договариваться, решать конфликтные ситуации. Бывало разное. Помогло то, что я со школьной скамьи начала интересоваться психологией. Но в целом мне было комфортно в студенческой среде, эти годы я вспоминаю с теплотой.
Во-вторых, физкультура в универе мне стала нравиться, я занималась наравне со всеми и уже не выглядела слабой. Была где-то в середине. Видимо, переросла свои проблемы со здоровьем. И тренер у нас была очень душевная, Заремба Любовь Анисимовна (это имя настоящее), мастер спорта по академической гребле, она и сейчас работает в РГГУ, который я закончила. Вспоминается такой момент. Сначала на занятии мы просто бегали по спортивному залу, затем должны были перепрыгивать через лавки. Просто бегать мне было нормально, а вот через препятствия перепрыгивать стало тяжело. К горлу подступил комок. Но эти ощущения не сравнятся с тем, что я испытывала в 13 лет, когда бежала полтора километра. Каково же было моё удивление, когда тренер меня остановила со словами:
— Вижу, что тебе тяжело. Не надо, не прыгай, просто бегай.
Стала бы Любовь Анисимовна требовать от меня пробежать эти несчастные полтора километра тогда, когда я была в 8 классе? Конечно же, нет! И хуже относиться ко мне она тоже не стала. Именно тогда я начала осознавать: то, что было на физкультуре в школе – это не нормально! Что бывает по-другому. Халтурить на физкультуре в универе не позволялось, однако тренер нам говорила в том числе о важности собственных ощущений, что нужно вовремя остановиться, если чувствуешь головокружение и пр. Она также объясняла нам, какие упражнения для чего полезны.
До сих пор мне не даёт покая моральная сторона этой истории. До сих пор не могу понять, что же двигало Ниной Петровной. Неужели она не понимала, что я действительно не могу?
Но вернусь к рассказу о студенческих годах. Я тогда научилась кататься на коньках! Давно этого хотела, поскольку с детства интересовалась фигурным катанием: смотрела соревнования по телевизору, рисовала фигуристов. Меня научили студенческие подружки. Я даже поставила на аватарку в соцсетях фото с катка.
— Вау, Наташа, ты на коньках?! — сказала бывшая одноклассница, с которой мы хорошо ладили. И это было так прикольно!
С той поры зимой я почти каждую неделю хожу на каток. Мне нравится скользить, чувствовать, как лезвия коньков соприкасаются со льдом, а на катке играет музыка, сверкают яркие, разноцветные огни.
Источник unsplash.com
Несколько лет назад я увлеклась йогой. Прошла парочку онлайн-курсов и стала заниматься дома самостоятельно. Понемногу, но зато почти каждый день. И в результате сама не заметила, как освоила несколько сложных асан. Это, конечно, меня очень порадовало и вдохновило. Конечно, мне далеко до профессионального инструктора йоги. Быть может, я никогда не сяду в позу лотоса, но если сравнивать себя с обычными людьми (не со спортсменами, танцорами и пр.), то сейчас я могу и умею делать то, что может далеко не каждый.
Тем не менее, школьные уроки физкультуры оставили в моей душе слишком глубокий след. Когда я смотрела на ютубе видео, как аисты выбрасывают из гнезда самого слабого птенца, потому что не смогут его прокормить, я представляла себя на его месте. Вспоминала уроки физкультуры, чувствовала дикий стыд, вину. Я чувствовала себя человеком второго сорта. Сложно об этом писать. Я смотрела на себя в зеркало и себя ненавидела. Мне было сложно поверить в себя, свои силы.
Я снова испытала жгучее чувство стыда, когда вспоминала школьные уроки физкультуры в кабинете у психотерапевта и рассказывала, что в детстве была слабенькой, и многое у меня получалось хуже, чем у большинства детей. Я давилась слезами, когда рассказывала о том, как бежала полтора километра в конце 8 класса. И вот что она мне сказала:
— Наталья, вы молодец, вы смогли, вы добежали.
А мне стало очень горько. Почему же тогда не оказалось рядом со мной взрослых, которые сказали бы мне эти слова? И те ощущения, которые я тогда испытала во время бега, не стоили того, чтобы мне сказали: «Молодец».
— Вы нуждались в принятии, милосердии, — сказала моя психолог.
Источник unsplash.com
Неужели это было так трудно – проявить ко мне милосердие, увидеть, что мне реально трудно и тяжело, что такие физические нагрузки мне действительно вредны?
Вспоминаю мамину фразу «Молодец Нина Петровна», и мне горько… Какие бы результаты ни показывал ребёнок в спорте или на уроках физкультуры, это же так естественно – первым делом поинтересоваться, как же он пробежал, а не восклицать, какой же учитель молодец, раз требует бежать полтора километра. Эта мамина фраза – лишь верхушка айсберга. Сколько было таких моментов, когда мне была необходима мамина поддержка, защита, а я натыкалась на стену непонимания. Я знаю, мама очень меня любит, многое для меня сделала. И я ее люблю и благодарна ей. Наши отношения не плохие, нет. Но они далеко не простые. Нет ничего удивительного в том, что мне сложно доверять своей маме. И от этого в сердце щемящая грусть.
Это сейчас благодаря психотерапии я понимаю, что мне не должно было быть стыдно за то, что я бегала медленнее остальных. Стыдно должно быть взрослым, которые не смогли объяснить доступными для детского восприятия словами, что все люди разные: кто-то очень быстро бегает, круто играет в футбол, другой здорово рисует, третий умеет писать грамотные и красивые тексты, четвёртый обладает феноменальной памятью и демонстрирует яркий актёрский талант, пятый обладает абсолютным слухом, красивым мелодичным голосом и прекрасно играет на скрипке, шестой с легкостью решает сложные математические задачи, но страдает дислексией, поэтому испытывает трудности в изучении русского языка… А тыкать в кого-то пальцем и дразнить за то, что у него что-то плохо получается – это низко, подло. Получается что-то классно – молодец, старайся делать это ещё лучше. Но стыдить – верный путь к деградации. А жизнь порой такая непредсказуемая, всякое может случиться. Сегодня ты показываешь крутые результаты в спорте, а завтра найдётся кто-то сильнее, быстрее, ловче, гибче. И никто не застрахован от травм, болезней, несчастных случаев, после которых сложно восстановить былую форму. В такие моменты любому человеку необходима поддержка.
Сегодня я точно знаю, что всё преодолимо. Счастье – это душевный труд, быть счастливым надо уметь. Но научиться вполне реально и никогда не поздно. Путей к этому существует множество! Пойти в психотерапию – лишь один из вариантов. Скрывать не стану, этот путь далеко не безоблачный. Порой он весьма болезненный. В процессе психотерапии приходится доставать из самых дальних закоулков памяти неприятные воспоминания, проживать тяжёлые эмоции, которые были когда-то глубоко спрятаны, поскольку вы не могли их переварить, не могли в силу ряда объективных причин изменить болезненные ситуации. И постепенно накал неприятных эмоций стихает, вы начинаете по-новому воспринимать болезненные истории.
Да, прошлое нельзя изменить. Но сейчас у меня есть выбор. Я могу отказаться от того, что мне не во благо, могу выбирать то, что мне нравится и комфортно. Здесь и сейчас я могу строить своё будущее. Сейчас вокруг меня много прекрасных людей, которые меня уважают, ценят, готовы поддержать в трудную минуту. И это взаимно.
Аисты, которые выкинули из гнезда самого слабого птенца… Это было необходимо для того, чтобы выжили другие птенцы. А если говорить о людях? Конечно, это здорово – быть сильным, выносливым и ловким. Но для жизни не менее важны такие качества, как интеллект, память, творческие способности, умение слышать и понимать себя, взаимодействовать с другими людьми… Всего не перечислишь. Безусловно, спорт воспитывает такие ценные для жизни навыки, как сила воли, целеустремлённость и дисциплина. Но о какой силе воли и духа может быть речь, когда физически более выносливый ребёнок смеётся над более слабым? А если давать ребёнку непомерные нагрузки, то можно получить в результате озлобленность.
Источник unsplash.com
Для того, чтобы человечество нормально развивалось, важно умение сотрудничать, вовремя проявлять милосердие, сострадание. Человеком тоже надо уметь быть!
Сейчас я знаю, что у меня есть немало других способностей и талантов. И когда я занимаюсь тем, к чему у меня лежит душа, что у меня хорошо получается, когда я раскрываюсь, развиваю свои таланты, совершенствую свои способности, навыки, умения – тогда я чувствую себя счастливой, ощущаю драйв, полноту жизни. И это всегда при мне было, даже тогда, когда я не верила в себя, когда не любила себя, когда от бессилия и унижения плакала на уроке физкультуры. Только в определённый момент мне стало горько из-за того, что я долго этого не понимала. Проработав свои воспоминания с психотерапевтом, я смотрю на эту ситуацию взрослыми глазами, и мне горько. Ведь так не должно быть: ребёнок не выдерживает определённые физические нагрузки, учитель стыдит его перед классом, обвиняет в том, что тот не старается, а потом не принимает справку от врача. Вот почему я решилась рассказать свою историю».