Є діти, які приходять давати, а є ті, що приходять брати. Перші це діти, яких батьки при кожному зручному випадку говорять, що їх дитина сонце, осветившее всю нашу сім'ю, з ним життя стала світлішою, він приніс радість і любов в наш будинок, він благословив нас своїм світлом.
Про них иногда говорят как о тех, кто будто бы хоть и малыш совсем, но уже маленький Будда, мудрая, вечная душа, будто «он старше всех нас». Они не требуют многого, они очень простые, легкие, и даже трудности с ними проживаются будто с дуновением попутного ветра. С самого начала своего пути они выстилают все новым благополучием, удачей, благоприятными изменениями в семье и в материальной сфере, рождение таких детей поднимает мою женскую самость, воспитание — не воспаляет мой родительский нерв вины.
А про друге говорять щось зовсім інше. По-перше, про них майже не говорять, тому що незрозуміло як. Все мысли про таких детей социально очень табуированны, самой себе в них признаваться ай как сложно, но если решаются шепотом — кому-то, в безопасной обстановке кабинета психолога, близкой подруге, в отчаянии — то это звучит емко: «Если бы тебя не было, то все было бы иначе, лучше». Здається, що все у цих дітей не так, як повинно бути у нормальних дітей, здається, що вони прийшли всі сили висмоктувати і нічого не давати взамін. З ними багато валиться, з ними приходить багато болю.
Начиная с беременности, которая оказывается вовсе не о розовых пони, лепестках роз, безмятежных прогулках с мужем под ручку и совместном семейном ожидании. Это период жесткого истязания телом — души, это беременности, фоном которых постоянно являются тревоги, страхи, отчаяние, усталость, злость, одиночество. Роды таких детей — опустошают меня, выказывают что-то такое, что я долго хочу развидеть, потому что не в состоянии примерить их на себя — как о себе, и тогда становится проще считать — что они о ребенке, к которому я чувствую все меньше и меньше. Этот ребенок приносит так много боли, что желая закрыться от боли, мы закрываемся и от него, назначая его в этой боли — козлом отпущения.
Знаєте, хто такий козел відпущення з архитипической точки зору?
Це тварина, яке приносили в жертву богам, щоб вона спокутувала гріхи суспільства. Тобто на нього символічно вішалася колективна вина, вся поганість всіх. Так і з такою дитиною. У нас була б ідеальна сім'я, якби не він. Я була б ідеальна мама перед самою собою, якби не моє батьківство їм (адже з іншими дітьми я гарна!). У мене б ідеально був би побудований день, тиждень, якщо б не його поведінку. У нас з чоловіком були б хороші стосунки, якщо б не ця дитина. Это такой ребенок — который кажется… наказанием.
В отчаянии мама задает вопрос: «За что мне он?» или мягче — «Почему?»
Но фишка-то вся в том, что все дети — благословение. Потому что жизнь — это благословение и любовь в чистом виде. Якщо брати це за аксіому, то починається справжній праця душі.
Самое трудное — это развернуться лицом к этому ребенку, к Богу внутри него, который говорит с нами.
Это допустить, что этот ребенок — тоже пришел давать, но только это дар — не на, на ладошке, не благословение ресурсом, а сила, рожденная из боли, любовь, закованная в травмах. Именно такие дети подарком своим несут не активную, на солнечной стороне — жизнь, радость, а теневую, заблокированную в нашей боли. Они будто подрывают все сокрытое, сдирают маски, провоцируют на изменения, снимают защиты, они обнаруживают сокрытое, выводя на свет — тайное, куда я, или вся моя семья не собирались смотреть — этакая грязь, заметенная под коврик, этакие скелеты в шкафу. Эти дети создают самую страшную ломку — круша наш перфекционизм, хорошесть на правильно выполненных условиях, делая нас уязвимыми — либо правда любимыми и принятыми — собой и другими, либо нет.
И тогда — не беременность им виновата, что я чувствую себя такой одинокой и беспомощной, а я виявляю гірку, давно відому мені правду, в которой очень тщетно — что любовь моих родителей ко мне весьма и весьма условна, а свекры — не очень-то и считают меня своей, родной.
Что муж — находится еще в очень незрелой фазе, все еще очень привязан к маме, и не в силах заботиться обо мне полноценно, он сам — ребенок.
И тогда роды — оказываются бескомпромиссно о моем неумении ставить границы, выбирать действительно нужное, а не из вежливости и страха обидеть чужих людей. Тогда поведение этого несносного ребенка — оказывается обо мне, маленькой, раненой, которой не давали быть такой, а он — вон что себе позволяет!
Если открыть душу навстречу этому ребенку — то дорога, сближающая вас, будет как тающая по весне — полная ручьев, пахнущая землей, сносящая все былое, мертвое, и много-много-много воды — потребуется, чтобы ступить на твердую опору — контакт.
Благословение этих детей — в труде души, в том вызове на взросление и исцеление, который они нам бросают. Смелость и мужество душ их не знает границ, щедрость их любви к нам и доверие в уязимости — сродни Иисусу, ведь этот ребенок подставляет вторую щеку, когда мы бьем его — на самом деле, или морально — отвергая. Такие дети — кажутся слабыми, и в них действительно куда больше детского, чем у детей «солнечных» — «взрослых душ».
Малышовость их — размягчает сердце, милосерднее делает нас, потому что главное, к чему мы идем в этом трудном пути — это допущение любви к нашему внутреннему малышу (ох, простите за замыленную субличность, но в данном случае это действительно так), ту нашу дитячу частину, яка не мімімі, а яку соромно згадувати, і самим хочеться відкинути, тому що вона крижана, втрачена, і в ній так сильно багато болю, що коли-то ми зробили вигляд, що її немає.
Эти дети — пришли зеркалить ее.
Чтобы вы полюбили — и его, и себя — целого, не солнечного, тщательно выбеленного, выросше-причесанного, а настоящего, разного, слабого.
Автор Мар'яна Олійник
Уехала в гости к маме на выходные, а двенадцатилетняя дочь переклеила обои в спальне. Сказала,…
Посмотрите на успешных людей в любой области, спросите, не занимались ли они в детстве музыкой,…
Что могут сделать родители
This website uses cookies.