Если ваши дети ведут себя хуже рядом с вами, может быть, этому есть простое объяснение?

Крошечная, милая, бабушка подходит ко мне в конце одного из наших религиозных собраний.

«Твоя дочь так хорошо себя ведет — ты так хорошо с ней работаешь!»

Я мило улыбаюсь, надеясь, что моя улыбка маскирует мое глубокое замешательство. Моя дочь?!

Мой ум вспыхивает в начале дня.

К кричащим истерикам по поводу (по-видимому, неправильного) выбора обеда. К ударам, когда я не даю ей кисточку для макияжа, из-за которой она плачет. На тайм-ауты — о, тайм-ауты! — за «не слушаю», за которыми следует крик «Я соваааа!», эхом разносящийся через наш «особняк» (хотя, надеюсь, не через нашу общую стену — извините, соседи!), пока она лежит на своей детской кроватке.

Комментарии женщины заставляют меня чувствовать себя обманщицей. Я делаю с ней такую замечательную работу? Я?! Уверены ли вы?

Потому что я предпочитаю каждое дисциплинарное решение.

И каждый тайм-аут. Каждый раз, когда я согласна с требованием. Каждый раз, когда я заставляю ее говорить «пожалуйста» (или нет), я почти уверена, что все делаю неправильно.

Давление, чтобы не дать вашему ребенку стать плохим человеком, иногда может почти парализовать.

На тех же самых религиозных собраниях я часто оказываюсь на грани слез, мой кричащий (хотя иронически, без слез) ребенок смотрит на меня: «Ну, что ты собираешься делать с этим, мама?»

Она рвет бумаги, отказывается сидеть на месте, кричит и плачет, когда ей что-то не удается. Я не слышу ни слова о переговорах.

А потом, через несколько минут, добрый друг предлагает ей посидеть с ним несколько минут, и все внезапно исчезает, все становится блаженно тихо. Только когда я осознаю, что я услышала весь разговор без прерывания, до меня доходит: «Хм, где мой ребенок?»

Таким образом, я поворачиваю голову к ряду моего друга только для того, чтобы увидеть моего чудовищного ребенка, сидящего тихо, вежливо рисующего в блокноте или довольного играющего с контейнером для бальзама для губ.

В кратчайшие моменты во мне накапливается разочарование. Почему она не может быть такой со мной?! Что я делаю неправильно?

И тогда я делаю вдох.

И я замечу, как моя дочь с уважением слушает наставления моего друга. То, как она вежливо пролистывает книгу. То, как пожилые пары по комнате гордо улыбаются ей, затем заговорщически подмигивают мне.

«Вы делаете такую замечательную работу с ней!»

И поэтому я смахну эти истерики. Те моменты монстра-ребенка. Я помню, что, может быть, она показывает мне свои худшие стороны, свои собственные моменты слабости, потому что больше нет места, в котором она чувствует себя безопаснее, чем со своей мамой. Она чувствует себя в безопасности, чтобы раздвинуть свои границы. Чтобы расстроиться. Чтобы разыграться. Попробовать что-то другое — даже если иногда это означает быть худшей версией самой себя.

И каждый момент, когда она в худшем положении, она всегда делает это для меня.

А потом я буду сидеть сложа руки, немного наслаждаясь этой тишиной, которую, в некотором смысле, я помогла создать. Потому что, знаете что?

Я должна делать что-то правильно.