Я хочу, чтобы мой сын видел, как его отец любит его мать!

Я осторожно закрываю дверь в спальню моих дочерей и оборачиваюсь, чтобы найти моего мужа в нескольких дюймах от меня в коридоре. Он обнимает меня за талию и целует в полумраке.

Именно тогда, голос с другого конца зала шепчет: «Эй, я все вижу!»

Мы улыбаемся друг другу, и мой муж отпускает меня, чтобы мы встретились с игривым взглядом нашего 8-летнего сына.

«Хорошо!» — поддразниваю я, когда он улыбается.

Потому что я хочу, чтобы мой сын увидел, как выглядит его отец, любящий его мать, чтобы, когда он вырастет, он стал мужем, который знает, как любить свою жену.

Я хочу, чтобы он говорил ей, что любит ее каждый день, и понимаю, что иногда это лучше всего делать без слов.

Я хочу, чтобы он знал, что романтика — это не всегда грандиозные жесты или дюжина роз — он заполняет почти пустой бензобак, когда его не просят или моет посуду в 10 часов вечера.

Я хочу, чтобы он знал, что следить за ребенком, который был суетливым с момента, когда он ушел на работу, может быть просто самой важной вещью, которую он делает за весь день.

Я хочу, чтобы он знал, что стоять рядом с ней, когда у нее болит сердце и у нее не хватает сил, — это святое дело служения.

Я хочу, чтобы он напомнил ей, как она прекрасна даже сейчас, после всего этого времени и всей этой жизни между ними.

Я хочу, чтобы он знал, как шутка отца, хоть и банальная и предсказуемая, иногда дает ей глоток жизнь в дни, когда ее дух облачен.

Я хочу, чтобы он знал, что украденные поцелуи в коридоре могут стать жизненной силой брака в муках воспитания маленьких детей.

Когда он вырастет, мой сын будет засыпан смешанными сообщениями о том, каким человеком он должен быть:

Будь сильным, но не властным.

Будь чувствительным, но не слабым.

Будь надежным, но не скучным.

Но среди всего этого шума я надеюсь, что он вспомнит правду, которую он узнал в святилище нашего дома.

Эта нежность — не слабость, а сила.

Эта любовь — не я, это служение.

Этот брак — это не чувства, а верность.

И я молюсь, чтобы однажды глаза, танцующие при виде мимолетного поцелуя, принадлежали его собственному сыну, который выучил для себя постоянный язык настоящей любви.