Моя мать была неудачницей. Злой и обиженной на жизнь. И всё бы ничего, но свою злобу по поводу неудач она вымещала на мне. Орала каждый божий день за каждую ерунду. За пятно на одежде. За три просыпанные крупицы соли во время обеда. А вот за порванные на улице штаны мать била меня. Била жёстко, если не сказать жестоко – то есть, не ремнём по попе. А руками и ногами, куда попадёт. Я понимал, что мать озлобленна и несчастна. Терпел, шмыгая носом. Мне было в ту жёсткую пору от пяти до восьми лет, я в любом случае не смог бы ей ответить. Да и как? Не будешь же бить собственную мать.
— Мам, а где мой папа? – спрашивал я иногда.
— Зачем тебе папа? Я тебя что, не кормлю-не одеваю? Пашу, как проклятая, еле концы с концами сводим, а ты… — зло отвечала мать.
Ну, да. А я соль просыпаю да вещи рву и пачкаю. Ответа на свой вопрос я так и не получил. Кто был моим отцом? Матери не везло в личной жизни точно так же, как и во всём остальном. Думаю, немалую роль тут играл её ужасный характер. Например, в том, что мать то и дело выгоняли с работы. Кто будет терпеть на работе женщину с таким жутким характером.
А потом появился он. Геннадий. Гена. Что он нашёл в моей матери – непонятно? По-моему, он просто тоже был не особо удачлив в делах, и даже не имел собственного жилья в нашем городе. А у матери была какая-никакая, а своя квартира – досталась от бабушки. Мать в ту пору кое-как держалась за место поварихи в заводской столовой, а Гена работал в сборочном цехе. Через неделю после знакомства он уже жил у нас.
— Привет, мужик! – пожал он мне руку своей здоровой лапищей. – Как тебя зовут?
— Саша. – застенчиво сказал я.
— Ну, и молодец, Саша! Не робей. Я – Гена. В каком классе?
— Во втором.
— Учишься хорошо?
— Хорошо он учится. Лучше бы матери помогал. – встряла мама.
— Учись, сынок. – негромко посоветовал Гена. – В жизни пригодится.
И обвел взглядом стены в нашей обшарпанной двушке.
Я именно поэтому и учился. Я так жить не хотел.
Как-то раз, насыпая семечки из пакета себе в тарелку, я просыпал добрую горсть на пол.
— Бестолочь! – заорала мать. – Я только полы помыла. Ни черта не делаешь, так хоть не пакости.
И отвесила мне такую затрещину, что я чуть не пробил головой шкаф, около которого стоял. Гена, который пил чай, сидя за столом, и подпрыгнул от неожиданности ещё тогда, когда мать завопила, стукнул кулаком по столу.
— Галя!
— Что? – притихшим голосом спросила мать.
— Ничего. Дай мне пряник, пожалуйста.
После этого никто не произнёс ни звука, пока я не вышел из кухни. Вышел я не сразу – сначала собрал с пола всё семечки в гробовой тишине. А когда уже был в своей комнате, услышал, что Гена громко ругается. Мне стало дико любопытно. Я, рискуя быть пойманным, пошёл подслушивать.
— … чтобы больше я такого никогда не видел! Как ты можешь? Да за что?
— Я устаю. – оправдывалась мать. – Работа, дом. А он не уважает мой труд.
— Во-первых, он – ребёнок! А во-вторых, ты научила его уважать твой труд? Ты вообще уделяешь ему время? Чем-то занимаешься с ним?
Мать молчала.
— И как часто у вас это… происходит?
— Да что ты, Геночка, что ты! Ну какое часто? Ну отвесила пацану подзатыльник сгоряча, с кем не бывает?
— Со мной не бывает. Я не бью тех, кто не может мне ответить. Это низко.
Мне хотелось вбежать в кухню и сказать, что она врет! Что бьет она меня часто! За всё. А на самом деле за то, что не получается у неё. Мои косяки лишь предлог. Но Гена так растрогал меня своим заступничеством, что я не мог ни бежать, ни говорить – слезы комом стояли у меня в горле.
— Галя, если ещё раз такое случится, я уйду. Я не буду жить с тобой, с такой…
Мать клятвенно заверила Гену, что больше никогда. Что поразительно, она сдержала своё слово. А Гена с той поры сам начал уделять мне время. Интересовался моей учебой, радовался отличным оценкам. Брал меня с собой на рыбалку – это был его любимый отдых. Затеяв ремонт, Гена подошёл ко мне:
— Саня, будешь помогать? Или по учёбе занят?
Я с радостью согласился помогать. И очень старался всё делать правильно. А Геннадий хвалил меня без конца. Мне кажется, что гораздо больше хвалил, чем я того заслуживал.
Когда мы закончили кухню и любовались на дело рук своих, я неожиданно для самого себя спросил:
— Ты надолго с нами?
— Как пойдёт. – пожал плечами Гена.
— Ясно. – с бесконечной горечью вздохнул я.
А Гена спохватился, присел на корточки и заглянул мне в глаза:
— Я постараюсь. Честно.
— А я могу звать тебя папой?
— Если захочешь – конечно! Конечно да, сынок!
Я звал его папой. Сначала неуверенно и тихо. Потом громко и часто. Я полюбил Гену всей душой и ночами молился, чтобы он задержался с нами подольше. Видимо, кто-то там наверху услышал мои молитвы. Мать забеременела, и они с Геной поженились. Я тогда жутко испугался, что получив собственного ребёнка, Гена не будет так любить меня. Однажды они пришли из поликлиники – у мамы уже был приличный живот – и отчим радостно объявил:
— А у нас девочка будет! Я так счастлив. Полный комплект теперь.
А мать ласково потрепала меня по волосам. Она изменилась по отношению ко мне, когда обрела женское счастье и поняла, что счастье будет долгим. Гена не только стал хорошим отчимом, но и вернул мне мать.
Родилась Варя. И Гена очень любил свою дочь, но ко мне продолжил относиться также, как раньше. Варька была интересной. Агукала чего-то там, улыбалась беззубым ртом и не умела управлять своими руками и ногами. Сестра росла здоровой и красивой. Я защищал её и оберегал. Иногда думал, что было бы с матерью и со мной, если бы не появился в нашей жизни такой вот Геннадий. Мрак! Думать было страшно.
Варюхе было девять, когда я уехал учиться в столицу. Школу я окончил с золотой медалью. Варя, которая относилась к учебе с ленцой, часто выслушивала от отца:
— Бери пример с Сашки! Парень знает, чего хочет. Старается. А тебе бы всё в телефоне сидеть.
Варя показывала Гене язык, а потом обнимала за шею, и он таял.
На перроне мать вцепилась в меня, как будто провожала на войну.
— Мам, да ты чего? Я же приезжать буду!
— Прости меня, сынок. Прости меня! Прости за всё! – и ревела белугой.
Гена обнял нас всех, и Варька куда-то там прилепилась, хотя до этого фоткалась на фоне поезда. Наобнимались, я сказал маме на ухо, что она лучшая мама на свете, и укатил в Москву.
В Москве я поступил в университет и нашёл подработку. Денег не хватало, но я копил на подарки своим. Особенно почему-то хотелось порадовать Гену. Сдав зимнюю сессию, я поехал домой на каникулы. Подарил Варе красивый чехол на телефон, матери серебряные сережки, а Гене – крутые снасти для рыбалки. Отчим прослезился.
— Даёшь, мужик! Спасибо.
Вечером мы сидели за столом, мать в честь моего приезда наготовила разносолов. Гена вызвал меня в кухню и негромко сказал.
— Саня, тут такое дело… объявился твой отец родной. Понимаю, спустя столько лет. Но он пока в городе, оставил телефон. Мать была против, но я взял. Подумал, вдруг ты захочешь…
Я ошарашенно молчал минуту. В голове возникли не самые радостные флэшбеки.
— Мама, а где мой папа?
И материн истерический крик в ответ. Гена ждал, внимательно глядя на меня. В глазах почему-то читалась тревога, в руке зажат листок бумаги с телефоном. Я взял бумажку, разорвал и швырнул в мусорное ведро.
— Бать, ты с ума сошёл? Какой такой ещё родной отец? Ты мой отец. Никаких других отцов мне не надо.
Он снова прослезился, и мы крепко обнялись. Стареет батя… становится сентиментальным.
Ирина Малаховская