Сейчас же проси прощения, или я с тобой больше не разговариваю!

Вон и муж собственный говорит “вот не заставили меня в детстве английским заниматься, я его и не знаю”. При этом его заставляли заниматься скрипкой, к которой он не притрагивается, и тоже вроде все правильно.

И я всегда просто проходила мимо таких комментариев, так, просто один из вариантов “в моей смерти прошу винить Клаву К.”, переложение ответственности на родителей и все такое обычное.

А сейчас я решила вдуматься.

Вот взрослый человек, которого не заставили заниматься скрипкой. Он не хотел, и его не заставили. Он жалеет.

Вот ребенок, который не хочет заниматься скрипкой. Вот стоит девочка лет так, например, 8, и не хочет. Какое оно, это нехотение?

Вот она стоит у рояля, а учитель делает неприятное лицо и ей выговаривает. И ей хочется расплакаться, и стыдно, и она краснеет до корней волос, давится голосом и молчит. Вот ее подушечки пальцев на струнах. Измятые, больно. Вот плечо, оно устало. Рука, затекла.

Вот мама, кладет трубку, говорила с учителем, сердитая, чужая, ругается, от этого хочется не быть. Вот солнце за окном, и крики, и подружки качаются на качелях, а она стоит и пилит. Вот эти однообразные, скучные звуки. Вот кролик нарисованный, секретик ее, со вчерашней ночи, который ждет ее в спальне, чтобы дорисовать и пошептаться, но ей нельзя.

Вот ноты, черными букашками в глазах, разбегаются, в сердце тяжело – она опять не помнит – “почему ты не помнишь, ты что, ОПЯТЬ забыла?!” – и букашки нот расплываются в набегающих слезах, и она молча пилит и ждет конца урока. Она не хочет играть на скрипке.

Ее нужно было заставить. Как это, когда заставляют? На что это похоже?

Может быть на ложку, ложку с противной холодной сопливой капустой из щей, соленой от слез, которую, давясь, глотаешь под крик “а ну-ка доела немедленно!!”.

Может быть на бетонную плиту на ссутулившихся плечах, когда стоишь под криком “проси прощения, или я с тобой не разговариваю!!” на сбивающееся дыхание, на стыд, с которым выдавливаешь ненавистное “я больше не буду”?

Может быть на звон в голове от захлопнутой двери, на душащие слезы, на жар из глаз, когда убегаешь в комнату и бьешь кулаками по кровати, рыдая и кусая подушку, только что бы не доставить им удовольствия, а потом, сломанный и смирившийся, идешь и моешь этот чертов пол, без которого не выпустят гулять.

Может быть на все клятвы отомстить, когда лишили дня рождения из-за вранья про двойку на контрольной? Может быть на все фантазии как ты умер, и тут-то они и поняли, какими слепыми, глухими и глупыми были, как не любили и не понимали, и ты такой мертвый и трагический, и только в мечтах они вдруг сказали “боже мой! это же мой ребенок! что же я делаю!?”.

И вот стоит этот оставшийся в прошлом ребенок и не хочет заниматься скрипкой. И вот стоит эта оставшаяся в прошлом мама и “заставляет”. Кричит. Обвиняет. Шантажирует. Унижает. Винит. Требует. Обзывает. Давит. Насилует.

И вот современный взрослый человек вспоминает и жалеет, что так с тем ребенком, им-ребенком, не поступили. Что он не пережил унижения, стыда, ярости, обиды. Что его не ломали, не насиловали. Что надо было, ведь были вещи поважнее того ребенка, скрипка там, или английский.

Потому что… тот ребенок этого заслуживал? был ленивой, тупой скотиной? не понимал своего счастья? не знал, чего он хочет? с ним так было можно и нужно?

Как так, что в мире оказался ребенок, пусть далеко в прошлом, с которым так можно и нужно? Как так, что взрослый верит, что с ним так было можно и нужно?

Кто вам об этом сказал?

Ольга Нечаева