«Прощать» можно только сверху вниз, а ребенок всегда младше родителя, и выбор «прощать или не прощать» возлагает на него непосильную и несправедливую ношу.
Родительская вина. Адресуется выросшим детям
Родители, родители не дали, родители не сумели, не смогли… Звучит как обвинение. И если говорить о выросших детях, которые обнаруживают у себя хронически неудовлетворенные потребности, то этап агрессии и обвинения – естественный и нормальный (и если его никогда не было – стоит задуматься, насколько осознанны ваши реакции). Но это только этап.
Обвинить родителей, позлиться на них – необходимо. В том буквальном смысле, что этот этап нельзя обойти, невозможно перескочить: без него не бывает сепарации.
©Анна Радченко
Но обвинения и протест рождаются не для того, чтобы добиться от родителей чего-то недоданного, причитающегося, а чтобы в этой злости и боли обозначились важные вещи.
Первое. Обнаружить, что родители – не всесильны, а просто люди со своими ограничениями, травмами, тараканами. Пережить разочарование и принять реальность.
Второе. Понять, чего меня лишили, чего недодали, – иными словами, осознать, в чем я нуждаюсь.
А дальше – искать, как мне это получить, и пробовать. Нет, от родителей уже вряд ли удастся, приходится самому.
Блажен, кто смолоду был молод и завершил этот этап в подростковом возрасте. В реальности сепарация проходит несколько витков, и все кризисные периоды (год, три года, семь лет, подростковый) – про нее. И в кризисе среднего возраста мы, кстати, снова с ней встречаемся.
Удастся ли в результате простить родителей, пойти дальше концепции их вины и выстроить с ними новые отношения? Бывает по-разному.
Есть мнение, что прощать, казнить или миловать родителей – вообще не дело детей:
…Хеллингер выступил категорически против идеи «прощать» родителей. «Прощать» можно только сверху вниз, а ребенок всегда младше родителя, и выбор «прощать или не прощать» возлагает на него непосильную и несправедливую ношу. Все, что произошло с ребенком по вине родителей, для него — данность, за которую он, как ребенок, не мог нести ответственность. Все попытки «понять, почему они так поступили», осудить их или оправдать, ставят его в роль старшего, лишают опоры. Многое в подходе Хеллингера шокировало коллег и общественность, и до сих пор его метод терапии принимается неоднозначно, однако часто клиентам с самыми тяжелыми историями, которые прежде годами лечились у психоаналитиков, после его семинаров становилось лучше
(Л. Петрановская. Дитя двух семей).
То, каким способом удается останавливать торги на тему «кто виноват?», – не так важно. И для кого-то из детей, чьи раны глубоки, таким способом становится решение не общаться с родителями вообще.
Если понимать прощение в самом первом его, буквальном смысле, то простить – то же, что и опростать, то есть освободиться, сделаться пустым – отпустить. Освободиться от бесконечной неутешной обиды, от груза не по силам (в том числе от груза быть судьей родителям).
Но чтобы освободиться, нужно этот этап сначала пройти (ремарка для тех, кому кажется, что обиды и злости к родителям они никогда не чувствовали или не имеют права чувствовать).
Автор Ирина Рёбрушкина