Это Мэтью.
Мэтью умен. Слишком умен.
Но он — мальчик, и это сложно. Трудный, замечательный, необычный человек.
Он плохо ест — кроме куриных наггетсов и блинов. Он будет давиться и «задыхаться» и выплевывать все остальное, потому что это «слишком мягкое» или «слишком жесткое». Некоторые текстуры «царапают» его горло. Даже замороженная вафля представляет риск крупного краха. Для него нельзя готовить слишком много или слишком мало, слишком хрустящее или слишком мягкое. О, сколько яиц было признано недостойным из-за того, что я их не так поджарила.
Я упоминала, что последний раз, когда он ел овощи — это было сладкое картофельное детское питание в 6-месячном возрасте?
Я действительно хотела бы преувеличивать.
Я действительно хотела бы, чтобы люди перестали говорить мне просто смешать *подмешать любой овощ* в его молочные коктейли, и он никогда даже не заметит и проблема решена. На самом деле он заметит, потому что запах, вкус, цвет — это всего лишь пятнышко в его голове.
Он борется с беспокойством и носит штаны. Потому что, если вы внутри, кому нужны штаны?
А потом время купания. Вода не просто слишком горячая или просто слишком холодная. Она «обжигает мои органы!» Или «превращает мои кости в сосульки!» Точные цитаты.
Я должна стоять там и регулировать ручки, молиться за нужную степень и заглушать голос в моей голове, оплакивая тот факт, что нет никаких ручек, которые я могла бы просто немного отрегулировать, чтобы мой сын стал немного больше похож на сыновей других людей. Более нормальным.
Я замалчиваю это, потому что это неправда, ни в коей мере. Я не хочу, чтобы он был нормальным (что бы это ни значило).
Я просто хочу, чтобы ему не было так тяжело, и я смогла бы защитить его от этого неумолимого мира.
Он слишком много говорит о какашках. Не просто «О, он мальчик», я должна постоянно напоминать ему, что это неправильно.
Его любимый цвет — радуга.
Он приучился к горшку в возрасте двух лет и по сей день ни разу не «попал в аварию».
Он говорит, что когда он пойдет в школу в следующем году, он будет кричать каждый день, пока его не выгонят. Он говорит, что будет слишком скучать по мне, и его сердце будет разбито.
Но этот мальчик не слушает половину времени, а вторую половину он «просто не слышит» меня. Это борьба за то, чтобы заставить его собрать свои игрушки, и обычно я проигрываю. Он говорит, что его ноги слишком устали, и обычно мой разум слишком устал, чтобы спорить с этим.
Иногда он бьет себя. Или говорит, что он не красив. Он говорит, что все в порядке, это просто он сам. Что разбивает мое сердце. Я не понимаю, потому что я была уверена, что каждый день он знает, что он замечательный. И любимый, очень любимый.
Время на улице обычно превращается в катастрофу — если муравей оказывается слишком близко к его туфле или если солнце сияет слишком ярко на его лице. И не дай Бог, он поцарапается, он будет плакать и настаивать на том, чтобы мы вызвали скорую помощь, но нет ни капли крови.
Ему нравится чувствовать запах его родных ног и моих волос.
Я все еще должна давать ему пустышку и напоминать, что ему почти пять лет. Он не хочет, чтобы ему было почти пять лет, потому что он думает, что это означает, что он больше не мой ребенок.
Он только что сказал мне, что впервые полюбил меня несколько недель назад.
Он не спускался с горки на детской площадке до недавнего времени.
Его память безумно хороша.
С ним нет внутреннего голоса — нет понимания, нет, нам нужен тихий голос.
Если я с ним спорю из-за чего-либо или начинаю кричать, он думает, что «Я ненавижу его», или он говорит, что ненавидит меня, а я самая подлая мама.
Когда его младший брат плачет, он закрывает уши и отказывается играть с ним или успокаивать его. Он поражен шумом и хочет, чтобы я вернула его в детский магазин.
В большинстве ситуаций ему не хватает сочувствия, но в некоторых он слишком чуток.
Иногда он «превращается в шмеля» и не разговаривает, а только издает звуки робота. Потому что он не просто в костюме, он Шмель.
Он другой.
Разный.
В мире лейблов он, вероятно, страдает аутизмом и имеет расстройство сенсорной обработки.
Но поздно ночью, когда только он и я все еще спим, он такой милый. Самый сладкий. Мы делимся поджаренным пирогом и смотрим телевизор. Наш маленький ритуал. Он гладит мои волосы и говорит, что любит меня и никогда не хочет вырасти. Он говорит, что ему четыре года, что близко к трем, что близко к двум, что близко к одному, что означает, что он почти новорожденный.
Он веселый — самый забавный человек, которого я знаю.
Я обожаю то, как работает его разум и как он произносит слова. Я создала блог о случайных забавных вещах, которые он говорит.
Иногда он смотрит на меня и говорит, что я милая, и называет то, что он любит, на моем лице. Иногда он случайным образом начинает плакать, называя их, и когда я спрашиваю, что не так, он говорит (все еще плача): «Я просто так сильно тебя люблю».
Он такой чувствительный. Он будет плакать от одного упоминания о взрослении, потому что хочет быть моим ребенком навсегда. Я говорю ему, независимо от того, сколько ему лет, он всегда будет моим ребенком. Но он говорит, что не уверен, сможет ли он любить меня, когда у меня на лице будут морщины, а волосы поседеют, так что, думаю, мне просто придется подождать и посмотреть.
На данный момент, я уверена только в этом:
У него столько лишней работы.
Так много лишних слез, чтобы вытереть.
Так много лишних чувств для навигации.
Потому что его сердце и разум работают по-другому.
Потому что он намного больше чем обычный.
Он мой необычный маленький мальчик.