Как уроки физкультуры ломают судьбы детей

Что происходит, когда через 20 лет после мучительных школьных уроков однажды осознаешь, что уроки физкультуры были настоящим на$uлuем, а не заботой о крепком здоровье?

​Друзья, эту историю прислала мне Наталья. Сразу с фотографиями и доказательными скринами всего, что подтверждает историю 20-летней давности. Я знаю город, в котором находится упомянутая школа, номер школы и полное имя учителя. Не так давно про неё вышла очень хвалебная статья в местном журнале. Там написано, что учительница, про которую идёт речь в письме, награждена знаком «Отличник народного просвещения», выиграла президентский грант, была «Человеком года» на городском конкурсе. Оно и понятно. Показатели в системе образования – это баллы и результаты. Какие KPI, такие и победители конкурсов. Никто в этих конкурсах никогда не считает количество спасённых детских душ (у меня много именно таких педагогов среди моих знакомых и учеников, но они никогда не становились людьми года), как и, наоборот, у победителей никто не считает количество душ, пострадавших в гонке за баллами. Ещё в статье было упомянуто, что это очень неравнодушный учитель с индивидуальным подходом.​

​Наталья очень хотела оставить в публикации все реальные имена. Я на это не пошла. Ведь прошло 20 лет. Наталья уже не пойдёт добиваться справедливости в правовом поле. Тогда какой смысл в указании имён? Чтобы человек на склоне лет страдал? Что это даст Наталье? Да и я не готова быть карающей рукой. К тому же я не знаю, а вдруг за столько лет учительница изменила свои взгляды на педагогику? А вдруг сожалеет? Такое бывает, я такое встречала. ​

​Мне очень хотелось пообщаться с учительницей. Просто поговорить без оценок, без обвинений. Услышать и другую сторону. Помнит ли она Наталью? Как она воспринимала тогда те же самые события? Ведь часто бывает и так, что то, что ребёнку кажется сплошным ужасом, взрослый воспринимает совершенно иначе. А как воспримет сейчас, прочитав историю ужаса Натальи? Или это такая жизненная философия – выживать должен только сильнейший? А сильнейший в чём? В спорте? Почему не в математике? Да и можно ли с такой философией в педагогику? А может быть, учительница уже и сама давно всё поняла. Ведь там есть эпизод, когда Наталья слышит разговор в поликлинике. Значит, Наталья не одна пострадала, значит, какой-то очередной случай перехода за грань вполне мог кончиться так, что родитель не стал закрывать глаза и вся боль и трагедия ребёнка стали известны. Я написала журналисту, который брал интервью. Он отказался передавать учительнице мою просьбу о диалоге. Сказал, что «не готов тревожить пожилого человека». Я написала в школу, не назвав, конечно же, имени. Кратко изложила суть дела и сказала, что если школа будет готова передать учителю мою просьбу с ней пообщаться, то я напишу им, кого ищу. Ожидаемо ответа не было. Школы всегда на стороне «ударников педагогического фронта» и крайне редко готовы признавать и анализировать ошибки, к тому же такие давние.​

​Ну что ж, тогда мне остаётся только представить историю глазами ребёнка:​

​«В детстве я была робким и застенчивым ребёнком, не любила шумные игры, часто предпочитала проводить время в одиночестве, не умела инициировать общение, не умела дать сдачи, терялась из-за неприятных шуток. Меня не учили говорить «Нет», если мне что-то не нравилось. Словом, типичная жертва травли. Мне придумывали обидные клички (производные от моей фамилии), меня дразнили, ломали, портили и прятали мои вещи. На протяжении всех школьных лет демонстрировали неприязнь ко мне. А я не понимала, почему, не знала, как это изменить. Было несколько девочек, с которыми у меня были хорошие отношения. Но близких друзей у меня не было.​

​Вспоминается 6 класс, когда к нам пришла новая классная руководительница, молодая, только-только после института. Она посадила меня за одну парту с самым главным зачинщиком травли. Который на уроках тыкал мои ноги ручкой (они были в синяках).​

​Помню, во время уроков он иногда заламывал мою руку. Это очень больно вообще-то и травмоопасно! А учителя тем временем продолжали вести урок как ни в чём ни бывало.​

​Учителя постоянно делали нам замечания, призывали к дисциплине, порядку. И чаще всего именно я оказывалась виноватой в их глазах. Я искренне не понимала почему. Я постоянно испытывала стресс: и утром (снова весь день придётся терпеть эти выходки), и днём в школе (а что он сделает на этот раз?), и вечером (потому что завтра я снова пойду в школу и снова буду всё это терпеть).​

​Источник splash.com​

​Это у взрослых есть выбор. Если кто-то нам неприятен, мы обозначаем границы, сокращаем общение, либо вовсе сводим его на нет. Но что говорить о ребёнке, который этого пока не умеет, который против воли должен сидеть по несколько часов каждый день за одной партой с обидчиком?​

​Я подошла к классной с просьбой меня пересадить, жаловалась, что он ко мне пристаёт. Она мне отказала. Она многое говорила мне тогда (помню только что-то про мораль). Хотя она говорила мне это всё в спокойной, доброжелательной манере, я была не готова воспринимать её слова поскольку сильно расстроилась (она же мне отказала, не отсадила), а ещё потому, что я в силу возраста не могла понять то, что она хотела до меня донести. ​

​Мои мучения длились примерно месяц. Решил проблему в итоге папа: он пришёл в школу, поговорил с завучем, и меня отсадили.​

​Я не держу зла на эту учительницу: мне больше 30-ти и я прекрасно помню, как сама когда-то устраивалась на работу после университета, имея теоретические знания и совсем мало практического опыта. Понимаю, что у неё не было злого умысла.​

​Большинство учителей относились ко мне хорошо. И учителя, и родители мне сочувствовали, говорили:​

​— Не обращай внимания!​

​— Ты всё воспринимаешь близко к сердцу.​

​Они что, линейкой измеряли, насколько далеко или близко я всё воспринимаю?!​

​Иногда, когда мне было уж совсем больно и плохо, родители (чаще всего папа, маму я часто в такие моменты помню просто растерянной) ходили в школу, разговаривали. Меры принимались, но помогало ненадолго.​

​Я не держу зла и на того парня, и на других участников травли, и на учителей. Другим детям также, как и мне, нужна была помощь, а учителя просто не умели работать с травлей. Но не стану подробно останавливаться на этом.​

​Мне до сих пор сложно простить, примириться с тем, что я переживала на уроках физкультуры. Именно поэтому я решилась рассказать свою историю. Проблему травли усугубляло то, что я была физически довольно слабым ребёнком, хотя у меня не было никаких явных отклонений и диагнозов. Я просто не могла так быстро бегать, как большинство детей, уступала многим в ловкости, выносливости, физических силах. И это частенько становилось предметом насмешек. Когда на уроках физкультуры проводились эстафеты, нередко моя команда проигрывала из-за меня. Другие дети на меня за это наезжали:​

​— Почему ты так медленно бегаешь?!​

​— Как могу! — отвечала я.​

​При этом я готова была сгореть от стыда из-за того, что не могу так быстро бегать, так ловко двигаться, как большинство детей. Просто не могу.​

​Ну не получается у меня, как ни старайся. В меня тыкали пальцем, дразнили:​

​— Вот, посмотри, мы все можем, а ты не можешь! Ха-ха-ха.​

​Источник pexels.com​

​Я пыталась делиться своими переживаниями с родителями. Так, как тогда умела. Они же от меня отмахивались:​

​— Тише едешь, дальше будешь.​

​С пятого класса у меня была очень требовательная и амбициозная учительница физкультуры, назовём её Нина Петровна. Она до сих пор преподаёт в школе, где я училась, и даже имеет звание «Отличник народного образования РФ». Именно её уроки физкультуры оставили самый глубокий шрам в моей душе.​

​С самого начала требования и задания Нины Петровны давались мне тяжело. Помню, когда я не смогла отжаться, одноклассники стали подсмеиваться, а Нина Петровна вместе с ними говорила мне неприятные слова насмешливым тоном. Я же испытывала жгучее чувство стыда.​

​Особенно тяжко мне было бегать кроссы, с которых, как правило, и начинался урок физкультуры. Я после кроссов выматывалась настолько, что не могла в полную силу выполнять другие упражнения. А Нина Петровна обвиняла меня в том, что я сачкую. Одноклассники косо на меня смотрели, никто не верил, что мне действительно тяжело.​

​Помню, на перемене пыталась поделиться с какой-то одноклассницей, что мне действительно плохо и трудно. А одноклассница пренебрежительным тоном ответила мне, что я выдумаваю, ленюсь, раз не могу выполнить упражнения. Я с трудом в тот момент смогла сдержать слёзы.​

​На уроках физкультуры я была готова от стыда провалиться сквозь землю. От ощущения собственной никчёмности мне казалось, что я недостойна жить на этом свете!​

​Нина Петровна говорила родителям, что я просто не стараюсь.​

​— Надо заниматься. Надо тренироваться, — говорили они.​

​И я начала верить в то, что это я такая ленивая, что я действительно не стараюсь. В силу возраста и отсутствия жизненного опыта я не могла объяснить, что нагрузки на уроках физкультуры для меня чрезмерны, а потому от них больше вреда, чем пользы.​

​Среди родителей и других педагогов Нина Петровна создала о себе представление как о неравнодушном учителе, для которого важно, чтобы дети активно двигались, развивались физически.​

​— Нина Петровна детей любит и хочет, чтобы они росли крепкими, здоровыми, — так говорила мне моя мама, приходя с родительских собраний.​

​— Через “не могу”, – говорила моим родителям на собраниях Нина Петровна.​

​Это сейчас, будучи взрослой, я понимаю, что это действительно было то самое «не могу», переступать через которое уже чревато. А если рассуждать здраво, только сам человек способен адекватно определить, где заканчивается его «могу».​

​Вечером накануне уроков физкультуры, зная, что снова буду испытывать физические мучения, выслушивать насмешки одноклассников, претензии Нины Петровны, я испытывала настолько сильный стресс, что с трудом могла сосредоточиться, выполняя домашние задания по другим предметам. А после я испытывала жёсткий отходняк. Болели мышцы, болело тело. Порой морально было тяжело отойти от тычков и насмешек одноклассников. И всё это повторялось из раза в раз на протяжении нескольких лет. Я хотела, чтобы у меня нашли какую-нибудь болезнь, хоть порок сердца, и дали освобождение от физкультуры.​

​Помню, как весной в конце 8 класса мне нужно было бежать полтора километра. Я бегу из последних сил, тяжело дышать, к горлу подступает комок, внутренности болят. Ноги меня уже плохо слушаются. Никакие слова не могут передать, насколько тогда мне было тяжело, что я чувствовала тогда.​

​Прибегаю самая последняя.​

​— И разве это можно назвать бегом? — говорит Нина Петровна.​

​Вечером дома я начинаю рассказывать об этом маме в надежде получить поддержку:​

​— Вот, мы на физкультуре бежали полтора километра…​

​— Полтора километра бежать?! Молодец Нина Петровна! — вот что сказала мне мама.​

​Моя мама любила спорт, была крепкой и выносливой, а потому ей трудно было меня понять, трудно было принять тот факт, что я-то другая.​

​Быть может, и сейчас среди читателей найдутся люди, которые подумают: «Ну подумаешь, устала», «Ну подумаешь, мышцы болят. Какая неженка…»​

​Вы просто не были в моей шкуре! Вы не бежали кросс так, как бежала его я, вы не можете прочувствовать то, что ощущала я. Просто потому, что я – это я, а вы – это вы. У всех разные физические данные. Сейчас я прекрасно знаю, что это естественно – лёгкая мышечная боль после интенсивной тренировки, во время качественной практики йоги. Но есть всему предел! Есть грань, когда физическая боль становится сигналом о том, что пора остановиться.​

​В начале 9 класса физкультура стала для меня особенно невыносимой. Требования Нины Петровны стали особенно жёсткими. Помню, когда моя команда в очередной раз из-за меня проиграла эстафету, на меня стали наезжать одноклассники, а Нина Петровна это видела, не считала нужным это остановить и всем своим видом показывала, что я этого заслуживаю.​

​Когда я жаловалась маме, та говорила мне в ответ про какую-то дочку своей знакомой, которая крепкая, румяная, кровь с молоком, но тоже ненавидела физкультуру в школе. А я чувствовала с одной стороны, одиночество, недоумение, с другой – злость, гнев! Да какое мне дело до какой-то там дочери маминой знакомой, которую я и знать не знаю! Ведь сейчас именно мне плохо! Согласна, иногда это полезно: когда тебе тяжело, больно — подумать о том, что кому-то сейчас ещё хуже. Иногда действительно отрезвляет! Но в тот момент это было неуместно.​

​От папы я ощущала хоть какую-то поддержку, защиту и сочувствие. Возможно, папе было легче меня понять, поскольку в детстве он был гораздо более болезненным ребёнком, чем я, вырос в менее суровых условиях, чем мама.​

​Папа в очередной раз поговорил с учительницей физкультуры. И вот что получилось в результате. На уроке при всём классе она говорила, что я сама виновата, что я не стараюсь. Понимаю, что мои слова могут показаться неубедительными. А тогда я просто не понимала, что происходит, недоумевала, ну как же так. Я снова попросила папу поговорить с ней (наивная!). На что папа недовольно ответил:​

​— А я уже разговаривал с ней. Она говорит, что ты способная девочка, просто ленишься.​

​Источник pexels.com​

​Тогда я почувствовала полную растерянность и безысходность. По сути, это было предательство со стороны папы. Пусть с этим было нелегко смириться, но сейчас я не злюсь на папу. Понимаю, что и папа, и мама любили меня так, как умели. Просто они были частью системы, принадлежали к тому поколению людей, которые склонны больше доверять именно учителю, а не своему ребёнку. Я пишу о них в прошедшем времени… Папа уже умер, а мама жива.​

​Однако вскоре моё желание частично осуществилось. Мне дали освобождение по причине вегетососудистой дистонии (следствие нервного перенапряжения, результат травли, да!). Но не от всей физкультуры, а только от кроссов и сдачи нормативов. Но как я тогда радовалась! Вручаю справку учительнице физкультуры, она её посмотрела и спросила:​

​— Ты это сделала специально?​

​В смысле, попросила врача выдать мне справку без какой-либо уважительной причины, просто чтобы не ходить на физкультуру – вот что она имела в виду. Я сказала:​

​— Нет!​

​На что учительница спросила у меня, какова болезнь. Я честно ответила:​

​— Вегетососудистая дистония.​

​Она много чего сказала мне в ответ, подробностей я уже не вспомню. Смысл её слов сводился к тому, что ВСД – это болезнь роста и не является поводом к освобождению от кроссов и нормативов. Её слова меня настолько деморализовали, что я села и заплакала… Я плакала весь урок. Не могла остановиться. Рыдала от бессилия, от унижения, от безысходности, от несправедливости… Это был один из самых унизительных и тяжёлых моментов моей жизни.​

​Вспоминается такой момент: у нас в классе была девочка с явными проблемами со здоровьем (в чём они заключались, я точно не знаю), которая часто лежала в больницах. Так вот. Когда мы были классе в 6, на уроке физкультуры учительница прямым текстом ей говорила (она пришла заниматься вместе со всеми), что физические нагрузки ей противопоказаны и даже опасны… Что я такого плохого сделала, раз должна вот так мучиться? Мне тяжело, мне трудно бегать, вот, даже врач решил, что не нужны мне такие нагрузки, а у меня всё равно эту справку не принимают, всё равно я должна бегать кроссы. Ну почему? За что?​

​Конечно, мои родители в тот же вечер предприняли какие-то шаги с целью объяснить учительнице, что она… очень мягко говоря, вышла за рамки своей компетенции. Но конкретику я вспомнить не могу. И теперь это уже не важно. Вскоре меня полностью освободили от физкультуры, поскольку у меня был ещё и сколиоз. В 10-11 классах я в начале учебного года брала справку и на физкультуру не ходила. Ходила на занятия лечебной физкультурой в городскую поликлинику. Помню, случайно услышала, как тренер ЛФК и врач обсуждали действия какого-то учителя физкультуры по отношению к другому ребёнку:​

​— Да это же безумие!​

​Я поинтересовалась, о каком учителе речь. Конечно же, речь шла именно о моей учительнице физкультуры!​

​Уже будучи взрослой, я размышляла над смыслом словосочетания «физическая культура». То, что было у меня на этих уроках, как раз с КУЛЬТУРОЙ не имеет ничего общего. Буду называть вещи своими именами: это было насилие! ​

​Источник pexels.com​

​Всё изменилось, когда я поступила в вуз, (я уехала учиться в Москву). Во-первых, закончилась травля. У меня появились друзья. Конечно, травля не могла не отразиться на моём характере. В студенческие годы и после мне пришлось многому учиться: доверять людям, строить отношения, договариваться, решать конфликтные ситуации. Бывало разное. Помогло то, что я со школьной скамьи начала интересоваться психологией. Но в целом мне было комфортно в студенческой среде, эти годы я вспоминаю с теплотой.​

​Во-вторых, физкультура в универе мне стала нравиться, я занималась наравне со всеми и уже не выглядела слабой. Была где-то в середине. Видимо, переросла свои проблемы со здоровьем. И тренер у нас была очень душевная, Заремба Любовь Анисимовна (это имя настоящее), мастер спорта по академической гребле, она и сейчас работает в РГГУ, который я закончила. Вспоминается такой момент. Сначала на занятии мы просто бегали по спортивному залу, затем должны были перепрыгивать через лавки. Просто бегать мне было нормально, а вот через препятствия перепрыгивать стало тяжело. К горлу подступил комок. Но эти ощущения не сравнятся с тем, что я испытывала в 13 лет, когда бежала полтора километра. Каково же было моё удивление, когда тренер меня остановила со словами:​

​— Вижу, что тебе тяжело. Не надо, не прыгай, просто бегай.​

​Стала бы Любовь Анисимовна требовать от меня пробежать эти несчастные полтора километра тогда, когда я была в 8 классе? Конечно же, нет! И хуже относиться ко мне она тоже не стала. Именно тогда я начала осознавать: то, что было на физкультуре в школе – это не нормально! Что бывает по-другому. Халтурить на физкультуре в универе не позволялось, однако тренер нам говорила в том числе о важности собственных ощущений, что нужно вовремя остановиться, если чувствуешь головокружение и пр. Она также объясняла нам, какие упражнения для чего полезны.​

​До сих пор мне не даёт покая моральная сторона этой истории. До сих пор не могу понять, что же двигало Ниной Петровной. Неужели она не понимала, что я действительно не могу?​

​Но вернусь к рассказу о студенческих годах. Я тогда научилась кататься на коньках! Давно этого хотела, поскольку с детства интересовалась фигурным катанием: смотрела соревнования по телевизору, рисовала фигуристов. Меня научили студенческие подружки. Я даже поставила на аватарку в соцсетях фото с катка.​

​— Вау, Наташа, ты на коньках?! — сказала бывшая одноклассница, с которой мы хорошо ладили. И это было так прикольно!​

​С той поры зимой я почти каждую неделю хожу на каток. Мне нравится скользить, чувствовать, как лезвия коньков соприкасаются со льдом, а на катке играет музыка, сверкают яркие, разноцветные огни.​

​Источник unsplash.com​

​Несколько лет назад я увлеклась йогой. Прошла парочку онлайн-курсов и стала заниматься дома самостоятельно. Понемногу, но зато почти каждый день. И в результате сама не заметила, как освоила несколько сложных асан. Это, конечно, меня очень порадовало и вдохновило. Конечно, мне далеко до профессионального инструктора йоги. Быть может, я никогда не сяду в позу лотоса, но если сравнивать себя с обычными людьми (не со спортсменами, танцорами и пр.), то сейчас я могу и умею делать то, что может далеко не каждый.​

​Тем не менее, школьные уроки физкультуры оставили в моей душе слишком глубокий след. Когда я смотрела на ютубе видео, как аисты выбрасывают из гнезда самого слабого птенца, потому что не смогут его прокормить, я представляла себя на его месте. Вспоминала уроки физкультуры, чувствовала дикий стыд, вину. Я чувствовала себя человеком второго сорта. Сложно об этом писать. Я смотрела на себя в зеркало и себя ненавидела. Мне было сложно поверить в себя, свои силы.​

​Я снова испытала жгучее чувство стыда, когда вспоминала школьные уроки физкультуры в кабинете у психотерапевта и рассказывала, что в детстве была слабенькой, и многое у меня получалось хуже, чем у большинства детей. Я давилась слезами, когда рассказывала о том, как бежала полтора километра в конце 8 класса. И вот что она мне сказала:​

​— Наталья, вы молодец, вы смогли, вы добежали.​

​А мне стало очень горько. Почему же тогда не оказалось рядом со мной взрослых, которые сказали бы мне эти слова? И те ощущения, которые я тогда испытала во время бега, не стоили того, чтобы мне сказали: «Молодец».​

​— Вы нуждались в принятии, милосердии, — сказала моя психолог.​

​Источник unsplash.com​

​Неужели это было так трудно – проявить ко мне милосердие, увидеть, что мне реально трудно и тяжело, что такие физические нагрузки мне действительно вредны?​

​Вспоминаю мамину фразу «Молодец Нина Петровна», и мне горько… Какие бы результаты ни показывал ребёнок в спорте или на уроках физкультуры, это же так естественно – первым делом поинтересоваться, как же он пробежал, а не восклицать, какой же учитель молодец, раз требует бежать полтора километра. Эта мамина фраза – лишь верхушка айсберга. Сколько было таких моментов, когда мне была необходима мамина поддержка, защита, а я натыкалась на стену непонимания. Я знаю, мама очень меня любит, многое для меня сделала. И я ее люблю и благодарна ей. Наши отношения не плохие, нет. Но они далеко не простые. Нет ничего удивительного в том, что мне сложно доверять своей маме. И от этого в сердце щемящая грусть.​

​Это сейчас благодаря психотерапии я понимаю, что мне не должно было быть стыдно за то, что я бегала медленнее остальных. Стыдно должно быть взрослым, которые не смогли объяснить доступными для детского восприятия словами, что все люди разные: кто-то очень быстро бегает, круто играет в футбол, другой здорово рисует, третий умеет писать грамотные и красивые тексты, четвёртый обладает феноменальной памятью и демонстрирует яркий актёрский талант, пятый обладает абсолютным слухом, красивым мелодичным голосом и прекрасно играет на скрипке, шестой с легкостью решает сложные математические задачи, но страдает дислексией, поэтому испытывает трудности в изучении русского языка… А тыкать в кого-то пальцем и дразнить за то, что у него что-то плохо получается – это низко, подло. Получается что-то классно – молодец, старайся делать это ещё лучше. Но стыдить – верный путь к деградации. А жизнь порой такая непредсказуемая, всякое может случиться. Сегодня ты показываешь крутые результаты в спорте, а завтра найдётся кто-то сильнее, быстрее, ловче, гибче. И никто не застрахован от травм, болезней, несчастных случаев, после которых сложно восстановить былую форму. В такие моменты любому человеку необходима поддержка.​

​Сегодня я точно знаю, что всё преодолимо. Счастье – это душевный труд, быть счастливым надо уметь. Но научиться вполне реально и никогда не поздно. Путей к этому существует множество! Пойти в психотерапию – лишь один из вариантов. Скрывать не стану, этот путь далеко не безоблачный. Порой он весьма болезненный. В процессе психотерапии приходится доставать из самых дальних закоулков памяти неприятные воспоминания, проживать тяжёлые эмоции, которые были когда-то глубоко спрятаны, поскольку вы не могли их переварить, не могли в силу ряда объективных причин изменить болезненные ситуации. И постепенно накал неприятных эмоций стихает, вы начинаете по-новому воспринимать болезненные истории.​

​Да, прошлое нельзя изменить. Но сейчас у меня есть выбор. Я могу отказаться от того, что мне не во благо, могу выбирать то, что мне нравится и комфортно. Здесь и сейчас я могу строить своё будущее. Сейчас вокруг меня много прекрасных людей, которые меня уважают, ценят, готовы поддержать в трудную минуту. И это взаимно.​

​Аисты, которые выкинули из гнезда самого слабого птенца… Это было необходимо для того, чтобы выжили другие птенцы. А если говорить о людях? Конечно, это здорово – быть сильным, выносливым и ловким. Но для жизни не менее важны такие качества, как интеллект, память, творческие способности, умение слышать и понимать себя, взаимодействовать с другими людьми… Всего не перечислишь. Безусловно, спорт воспитывает такие ценные для жизни навыки, как сила воли, целеустремлённость и дисциплина. Но о какой силе воли и духа может быть речь, когда физически более выносливый ребёнок смеётся над более слабым? А если давать ребёнку непомерные нагрузки, то можно получить в результате озлобленность.​

​Источник unsplash.com​

​Для того, чтобы человечество нормально развивалось, важно умение сотрудничать, вовремя проявлять милосердие, сострадание. Человеком тоже надо уметь быть!​

​Сейчас я знаю, что у меня есть немало других способностей и талантов. И когда я занимаюсь тем, к чему у меня лежит душа, что у меня хорошо получается, когда я раскрываюсь, развиваю свои таланты, совершенствую свои способности, навыки, умения – тогда я чувствую себя счастливой, ощущаю драйв, полноту жизни. И это всегда при мне было, даже тогда, когда я не верила в себя, когда не любила себя, когда от бессилия и унижения плакала на уроке физкультуры. Только в определённый момент мне стало горько из-за того, что я долго этого не понимала. Проработав свои воспоминания с психотерапевтом, я смотрю на эту ситуацию взрослыми глазами, и мне горько. Ведь так не должно быть: ребёнок не выдерживает определённые физические нагрузки, учитель стыдит его перед классом, обвиняет в том, что тот не старается, а потом не принимает справку от врача. Вот почему я решилась рассказать свою историю».​

Источник

Клуб родительского мастерства