Защищать ребенка от любой опасности опасно
Весной 2008 г. днем в воскресенье в Нью-Йорке жительница района Квинс, Ленор Скенази, оставила своего девятилетнего сына в торговом центре на Манхэттене. Она дала ему несколько монет по 25 центов, чтобы он мог позвонить; $20 на случай непредвиденных обстоятельств, карту города, билет на метро, поцеловала его (уверен в этом) и сказала, чтобы домой он доехал сам. Для этого ему нужно было сесть на метро, затем на автобус и проделать путь, который они много раз проделывали вместе с мамой. Когда он приехал домой, мальчик был страшно доволен собой. Он умолял позволить ему доказать, что он в состоянии сам добраться домой на общественном транспорте, и вот у него получилось! Он светился от нового чувства: теперь он взрослый!
Ленор в то время вела колонку в газете New York Sun и написала об этом статью. Спустя несколько часов после выхода газеты, ее заклеймили в прессе как «самую плохую мать Америки». Проявив редкое единодушие, ее решение дружно осудили все участницы дневного ток-шоу The Views. Более вежливые мамы других четвероклассников на детской площадке, по словам Ленор, говорили примерно следующее: «Да, конечно, я тоже разрешу своем сыну проделать нечто подобное… когда он будет учиться в колледже». Ленор взяла этот эпизод за основу и написала замечательную остроумную книгу под названием «Дети на свободном выгуле», где она развенчала многие родительские страхи, показав, насколько они нелепы.
Я вовсе не хочу соревноваться с Ленор – с которой я познакомился на конференции, где мы оба выступали, и с тех пор отношусь к ней с огромным уважением – за звание худшего родителя Америки, НО… мой сын в тринадцать лет один поехал на две недели в Лондон. Это было в далеком 1982 г. Тогда родители гораздо больше разрешали детям, чем в 2008 г. или чем в наши дни. Впервые сын заикнулся о такой поездке весной, когда ему было еще 12 лет. Он сказал, что заработает на поездку сам, чтобы мы не могли использовать деньги в качестве причины для отказа. Он решил сам спланировать маршрут. По правде говоря, он уже спланировал большую его часть. Он хотел доказать самому себе, что он может организовать и сделать что-то сложное без помощи взрослых. А еще он хотел увидеть замки и некоторые музейные экспонаты, о которых он читал и которые упоминались в его любимых компьютерных играх. Он никогда до этого не бывал заграницей. Впрочем, ни я, ни его мать там тоже не были.
Мы сомневались, отпускать его или нет, «но не из-за твоего возраста», объяснили мы ему, «а потому что у тебя диабет». У него был (и до сих пор есть) диабет первого типа. Он сам проверял уровень сахара в крови, колол себе инсулин и контролировал диету с того момента, как в девять лет ему поставили этот диагноз. И справлялся с этим не хуже любого взрослого диабетика из тех, кого я знаю. И, тем не менее, путешествовать одному для человека с инсулинозависимым диабетом опасно. Всегда есть риск развития гипогликемии, когда человеку становится плохо, и он может даже потерять сознание. Что если это произойдет, когда сын будет далеко от дома в незнакомом месте, и рядом не окажется никого, кто мог бы помочь?
На это сын возразил: «У меня всегда будет диабет. Если вы говорите, что я не могу путешествовать один из-за диабета, вы говорите мне, что я никогда не смогу путешествовать один. Я с этим не согласен. Я не позволю, чтобы болезнь диктовала мне, что я могу, а что нет. Когда я вырасту, я все равно буду путешествовать один, и вы не сможете меня остановить. Если дело не в возрасте, тогда какая разница, поеду я сейчас или в восемнадцать, в тридцать или в пятьдесят лет?» Его логика была, как всегда безупречной.
Мы согласились. Святую обязанность «давать наставления» мы выполнили, взяв с него слово, что он всегда будет носить на себе медальон с медицинской информацией, чтобы его не приняли за пьяного, если гипогликемия все-таки случится, а прочитали, что у него диабет и ему нужна помощь.
Остаток весны и все лето ребенок зарабатывал деньги на поездку. Большую часть он получил, работая в небольшом ресторанчике. Это место он нашел самостоятельно. Сначала он мыл посуду, потом хозяин заметил, что мальчик хорошо работает и ему доверили работать с грилем и управлять кухней. Это само по себе стало прекрасной школой взрослой жизни. К октябрю у него все было готово к поездке. К тому времени ему уже исполнилось 13 лет. В школе, где он учился, царили прогрессивные взгляды на образование, поэтому его отсутствие не вызвало никаких вопросов. В школе все поняли, что такая поездка – это ценный опыт, она многому его научит, поэтому его отметили как уехавшего на экскурсию.
Он провел за границей две недели, посмотрел бесчисленные замки, был на экскурсии в Вестминстере, несколько дней не вылезал из Национальной галереи и других музеев, обошел с экскурсиями буквально весь Лондон. Еще он съездил в Оксфорд на концерт Moody Blues, в Кардиф, где посмотрел замок и погулял по холмам, и в Париж вместе с юной пятнадцатилетней леди, с которой они познакомились в самолете по пути в Лондон. Он получил массу впечатлений и новый заряд уверенности в том, что он в состоянии управлять своей жизнью.
Однако я первый скажу, что мой сын был не обычным среднестатистическим тринадцатилетним подростком, когда отправился в свое приключение. Если бы он был хоть чуть-чуть менее ответственным или не так хорошо умел просчитывать последствия своих действий, мы с женой, скорее всего, никуда не пустили бы его. Много разрешать не означает относиться беспечно. Нужно хорошо знать своего ребенка. Но ответственность не развивается в вакууме. Если вы хотите воспитать ответственного ребенка, дайте ему свободу, чтобы он мог проявить эту самую ответственность, а это, к сожалению, сейчас сделать гораздо трудней, чем в 1982 г., а в 1982 г. – было труднее, чем много лет назад.
В наше время устроить ребенку такое приключение, какое было у моего сына в 13 лет, практически невозможно, вне зависимости от того, насколько у него развито чувство ответственности. Для начала, работать с грилем в ресторане, где он заработал денег на свое путешествие, теперь по закону можно не ранее 16 лет (по крайней мере, в штате Массачусетс, где мы живем).
Само государство решила, что все дети младше 16 лет, просто по причине своего возраста, неразумные и безответственные. Да и в 1982 г., с точки зрения общественного мнения, наше решение вызвало не однозначную реакцию. Представьте, как отнеслись бы к этому ваши друзья и родственники, прими вы такое решение сегодня.
Но в другие времена и в других местах люди гораздо больше удивились бы нашим колебаниям, отпускать сына или нет, чем нашему решению. Как написала Ленор во вступлении к своей книге: «[Наши пра-пра-пра бабушки и дедушки] отправляли своих драгоценных детей в Новый Свет на медленных ржавых пароходах, дав им с собой несколько монет и палку копченой колбасы».
Громадное различие между нашим стремлением к гиперопеке и взглядами людей, выросших в традиционных культурах, хорошо иллюстрирует цитата из работы исследовательницы Мэри Мартини, где она описывает свои наблюдения за маленькими детьми на острове Уа Пу в Тихом океане (архипелаг Маркизские острова):
«Наблюдение велось за тринадцатью членами устойчивой группы детей ежедневно в течение четырех месяцев и менее регулярно в течение двух следующих … В группу входили дети в возрасте от двух до пяти лет. Они каждый день играли без присмотра взрослых в течение нескольких часов, пока их старшие братья и сестры учились в школе неподалеку. Они устраивали игры, решали конфликты, избегали опасности, лечили царапины и ушибы, распределяли свои «сокровища», переговаривались с проходившими мимо, — и делали все это без вмешательства взрослых. Они избегали взрослых, вероятно, чтобы те не вмешивались в их игру. Игровое пространство изобиловало потенциальными опасностями. На берегу были сильные волны из-за прибоя. Камни у воды были усыпаны битым стеклом. Равнину окружали крутые, скользкие скалы. Дети играли высоко на мосту или на острых каменистых вулканических выступах. То тут, то там лежали мачете, топоры и спички и дети спокойно с ними играли. Однако, несмотря на все эти опасности, происшествия случались крайне редко и были незначительными. Потасовки, словесные перепалки и ссоры случались постоянно, но серьезные драки, вспышки гнева или долгий плач – практически никогда. Конфликты возникали часто, но уже через несколько минут игра снова возобновлялась. Дети не обращались к взрослым или старшим братьям и сестрам за помощью в решении конфликтов и не просили их поиграть с ними».
Далее Мартини поясняет, что в таких группа 4-х и 5-ти летние дети следили за 2-3-х летними, и практически всегда это происходило в игровом контексте. Она обнаружила, что 24% времени дети проводили за социо-драматическими (придуманными сообща) играми, близкими по темам к взрослой культуре, например, «корабль», «рыбалка», «охота», «подготовка к празднику». Еще 30% занимали объектные игры (конструирование), и оставшиеся 28% приходилось на подвижные игры (разного рода «догонялки», лазанье и т.д.) И все это происходило без присмотра взрослых.
Когда Мартини спросила родителей, почему они разрешают детям играть с мачете и спичками, те ответили, что они, конечно же, забирают все это у детей, когда замечают, во что те играют, потому что боятся, как бы дети не перевели впустую спички и не испортили мачете, а вовсе не из страха, что дети могут пораниться. По словам Мартини, все дети на острове были прекрасно психологически и социально адаптированы. Они не ныли и не требовали повышенного внимания со стороны взрослых, как это зачастую делают дети, выросшие в западной культуре, и они на удивление замечательно сами справлялись со всеми возникавшими у них проблемами.
Я сомневаюсь, что когда-либо существовала другая такая культура, которая недооценивала бы способности детей больше нас, североамериканцев. Наша уверенность в беспомощности детей становится самоисполняющимся пророчеством, потому что, лишая детей свободы, мы лишаем их возможности научиться самим контролировать свое поведение и эмоции.
Все в жизни подразумевает ту или иную степень риска. Когда мы лишаем наших детей возможности рисковать, необходимой им, чтобы вырасти разумными, уверенными в себе и смелыми, мы, в конечном итоге, подвергаем их куда более страшной опасности вырасти, но никогда не научиться отвечать за свою жизнь.
Так будьте же смелыми, и позвольте быть смелыми детям.